К июлю прошлого года скорее всего относились и бутылки, иокурки. Свежих следов не было, и вывод напрашивался сам собой: ни РоманВалевский, ни его убийца в каюту не спускались. А беседу имели на палубе.Именно — беседу (для того, чтобы по-мужски, до самого фильтра выкурить четыреженские сигареты, требуется время.

Пусть непродолжительное, но требуется).

О том, что имел место вполне цивилизованный разговор, а небанальное мочилово, косвенно свидетельствовало положение трупа. Никаких следовборьбы, никакого личного контакта убийцы и жертвы; ни один волосок не упал, ниодна нитка не была выдернута, ни одна пуговица не покинула насиженное место.Валевский не сполз по мачте, сраженный пулей, он изначально сидел у мачты. Онизначально пристроился возле нее, — как раз для беседы с хорошо знакомымчеловеком. Нестрашным человеком. Человеком, от которого трудно ожидать подвоха.А тем более такого свинства, как пуля с арабской вязью. Но пуля все-таки былавыпущена, и Рома-балерун так и остался сидеть. В «прижизненной позе», каквыразился Петр Васечкин.

А убийца даже не соизволил подобрать окурки. Вполнепрофессионально выстрелил в голову и не удосужился унести с собой редкую гильзуот редкого пистолета.

Хотя времени было предостаточно. Пижонство да и только, матьего ети!..

Бычье Сердце ненавидел пижонов и был убежден, что сходныечувства питает к ним и господь бог вкупе с изменчивой фортуной. Но в случаеРомы-балеруна фортуна явно благоволила пижону: никаких следов, кромезлополучных окурков и гильзы, он не оставил. То есть следы наверняка были, нооказались затоптанными чумовыми свидетелями, обнаружившими труп. Свидетелейбыло трое: два желторотых, почти невесомых птенца одиннадцати лет и чрезвычайнодеятельный, вездесущий, как холерная палочка, алконавт по фамилии Печенкин.

К фамилиям Бычье Сердце относился с опаской. А все потому,что испытал их мистическое влияние на своей шкуре. Будучи Бычковым, Антоха неснял ни одной приличной дамочки, не раскрыл ни одного приличного дела. К томуже вся водка, которую Антон Бычков покупал в ларьках, оказывалась паленой. Ностоило ему стать Сиверсом, как приличные дамочки сами попрыгали к Антохе впостель, а роскошная и потому непотопляемая воровка на доверии ЭммаВойцеховская предложила ему статус любовника. Предложение поступило в моментзадержания, что придало известную пикантность тому и другому.

Точно так же Сиверсу поперло и с делами: раскрываемость вотделе резко пошла вверх, да и признательные показания посыпались как из рогаизобилия. Что же касается водки…

Чтобы не испытывать судьбу, Бычье Сердце переключился напиво.

И вот теперь, пожалуйста, Печенкин!

Нет, против самой фамилии Бычье Сердце ничего не имел.Фамилия как фамилия, она могла бы принадлежать и космонавту, и заслуженномуработнику искусств, и даже президенту (хотя нет, на президенте Печенкине вразвитой капитализм не въедешь)…

Но фамилия принадлежала тому, кому принадлежала, —алкашу со стажем. Внешность у алкаша Василия Васильевича была запоминающейся —эдакая помесь утконоса и гиены, тупиковая ветвь развития вида.

Печенкин взирал на происходящее блудливым взором трупоеда итребовал, чтобы в протоколе имя его сына, Виталия Васильевича Печенкина, былоподчеркнуто красным. Дважды. Волнистой линией. Он, Виталий Васильевич, иобнаружил «трупака», ура ему и да здравствует! Сам Печенкин клялся и божился,что к телу не подходил, а только взглянул «одним глазком и мигом кучастковому».

Помесь утконоса и гиены вызывала у Бычьего Сердца самыенизменные чувства.

Если бы они беседовали тет-а-тет, Бычье Сердце не отказал бысебе в удовольствии съездить пару раз по студенистой физиономии Печенкина.Слегка. Не доводя дело до жалобы вышестоящему начальству. Или нет, такого типа,как Печенкин, можно и по почкам. По почкам, почечкам, почулям!

Печенкина — по почкам, это почти каламбур. Бить по почкам —последнее дело, подлость из подлостей, куда подлее простодушного тычка вчелюсть (на этих тычках нетерпеливый хулиганистый Сивере и погорал). Но вслучае с Печенкиным — можно и отступить от кодекса, которого придерживалсяБычье Сердце. Не исключено, что, придя в себя после акции устрашения, Печенкинповедает майору Сиверсу вещи, о которых умалчивал. Или быстренько выложит настол уже другие вещи, которые утаил.

Но руки у Бычьего Сердца были коротки. Во всяком случае —сейчас. Ему оставалось только гонять желваки и призывать к бдительностиследователя Дейнеку:

— Поднажми на алкаша. Мишаня. Поднажми на алкаша!

— В каком смысле?

— Ты посмотри на его физиономию!

С такой физиономией только склепы взламывать да в церквикарманы обчищать!

К терпиле он тоже подкатывался, зуб даю.

— Думаешь?

— Не исключено.

Дейнека, воспитанный в лучших традициях целомудренногоклассического балета, посмотрел на Бычье Сердце с укоризной.

— Хочешь, я поднажму? — предложил свои услугиБычье Сердце.

— На тебя двенадцать жалоб, — напомнил Дейнека. Онпроработал с Сиверсом не один год и прекрасно знал все повадки отвязногомайора.

— Будет тринадцатая. Чертова дюжина, — БычьеСердце оптимистически хохотнул.

Алкашу несказанно повезло: кроткий Дейнека жать на него нестал, напротив, был подчеркнуто вежлив. Не от хорошей жизни вежлив: следовпреступника обнаружить не удалось, а все снятые отпечатки принадлежали четыремлюдям: Василию Васильевичу Печенкину, двум мальчишкам-желторотикам и самомуРоману Валевскому. Но в основном — Печенкину.

— ..ты меня не слушаешь, — обиженный голосВасечкина вернул Бычье Сердце к действительности.

— Да нет, Петя, я все внимательно выслушал. Отчетзабираю с собой, если ты не возражаешь. Будем искать твой «гибли».

— Когда найдешь, свистни, — влюбленно прошепталВасечкин.

…В четырнадцать ноль-ноль у Бычьего Сердца была забитастрелка с владелицей недвижимости в лодочном кооперативе «Селена» —Калиствинией Антоновной Антропшиной. Она только сегодня вернулась из Таллина,где гостила у сестры. Побеседовать в управлении, а тем более — в таунхаузе свидом на убийство Антропшина отказалась наотрез, но согласилась принять майораСиверса у себя, на городской квартире. Чтобы найти указанный дом, БычьемуСердцу пришлось попотеть: строптивая Калиствиния проживала у Сенной, в самомчреве Питера, описанном еще Достоевским. Порядком поплутав проходняками, БычьеСердце вышел-таки на исходную позицию: к обшарпанной шестиэтажной трущобе, лишьпо недоразумению именуемой жилым строением. Как можно совместить такую дыру стаунхаузом на берегу Залива, Бычье Сердце не знал.

Ну, ничего, гражданка Антропшина все быстренько и, несбиваясь на визг, прояснит.

…Гражданка Антропшина занимала квартиру в некогда престижномбельэтаже с двумя некогда изящными, а ныне обветшавшими эркерами. Но стоилотолько Бычьему Сердцу переступить порог антропшинской квартиры, как челюсть унего упала и категорически отказалась возвращаться на место.