У Него были глаза бога, разжалованно! то в ефрейторы занарушение устава караульной службы; глаза мальчика, только что похоронившегожука-носорога; глаза змеи из заброшенного азиатского храма — тягуче-ленивые,немигающие… Их укус смертелен, а противоядия не существует.

Лены Шалимовой, торгашки из ларька, для Него — готовогосогрешить со всем миром — тоже не существует. Таково положение вещей, иизменить это положение невозможно.

…Он смел первый же предложенный ей запах. Запах стоил почтидве тысячи — глупее и дороже не придумаешь. Лена не помнила, как выбила чек,зато хорошо запомнила, как Он сунул упаковку с одеколоном в карман жилетки.Упаковку с одиноким чернильным отпечатком (о, ужас!) ее большого пальца. Исразу же забыл о купленном одеколоне.

— У меня нет любимой девушки, — сказал Он.

И Лена засмеялась — от жалости ко всем неучтенным ухоженнымжурналисточкам, дизайнерам, а также к моделям и модельерам, портье и сомелье,студенткам и аспиранткам, актрисам, певицам, домохозяйкам и приходящим няням.Всем тем, кому Он мог прошептать, вытянувшись на черных простынях: «Тыединственная, любовь моя!»…

Мог — и не прошептал.

— У меня нет любимой девушки. Хотите быть моей любимойдевушкой?

— Хочу, — сказала Лена.

— Когда вы заканчиваете работу?

— Уже закончила.

— Очень хорошо. Я приглашен на одну вечеринку. Хотите,пойдем вместе?

— Хочу, — сказала Лена. — Но мне нужно десятьминут, чтобы снять кассу…

— Я подожду…

Он не шутил. И его глаза — тягуче-ленивые, немигающие — нешутили. Он готов был согрешить со всем миром, но хотел — с ней, ЛенойШалимовой, торгашкой из ларька. Лена твердо знала, что так не бывает. И твердознала, что бывает именно так. И ей было совершенно наплевать, что случитсязавтра, потому что завтра она будет думать о том, что случилось вчера.

Она будет думать об этом очень долго.

Ни в какие десять минут она не уложилась: из-затягуче-ленивых глаз, свернувшихся клубком в ожидании. Цифры путались исбивались, рубли прикидывались копейками, копейки — рублями, к тому же где-тозатерялись «Turbulence» (по восемьсот) и задиристый подростковый «Jeans Boys»(по триста двадцать).

Он заглянул в ларек, когда Лена, отчаявшись, решилазадекорировать неуловимый «Турбуленс» под два проданных еще вчера крема отморщин.

— Вот что… У меня сейчас нет времени.

Вот, возьмите… И позвоните обязательно.

Завтра. А лучше сегодня — вечером, ночью, когда хотите…Только обязательно, слышите!.. Обещаете мне?

— Да, конечно…

Он был явно чем-то взволнован. Нехорошо взволнован. Какбудто за эти десять минут ожидания случилось что-то непоправимое. А может, запоследнюю минуту.

Или за последнее мгновение. Непоправимому вполне хватаетмгновения.

Лена тотчас же дала себе слово не выскакивать за ним какоглашенная. И все равно выскочила. Это был жест отчаяния — Он растворился втолпе, исчез, уполз в свой заброшенный азиатский храм. Он оставил Лене лишьвизитку с восхитительно красивым созвучием имени и фамилии. Лена знала этуфамилию — темно-синюю, непрозрачную; фамилию из высокого флакона духов покойнойВиктории Леопольдовны.

* * *

…Никогда, никогда еще чутье не подводило Бычье Сердце.

Простак Гурий, способный расследовать разве что дела окражах носовых платков и детских лопаток из песочницы, выдвинул версию обограблении и угоне дорогущей иномарки. Девяносто девять тысяч долларов и сам«Лексус» того стоили. В обширной практике Бычьего Сердца бывали случаи, когдалюдей укокошивали и за гораздо менее значительную сумму. За триста рублей вкошельке и килограмм полтавской полукопченой. За финскую кожаную куртку,оказавшуюся впоследствии голимым китайским кожзамом. За бутылку водки. И просто— за красивые глаза.

О, как Бычье Сердце хотел бы поверить в немудреную версию обограблении! Искренне и безоглядно — как в существование бога (душу мать!), какв существование летающих тарелок, снежного человека и лохнесского чудовища. Новера, как это обычно и случается, быстро увяла под грузом бесстрастных фактов.

Никто даже и не помышлял угонять пресловутый «Лексус».

Более того, новехонький, сверкающий хромированнымиподкрылками джип радостно встретил Антоху на подворье «Лиллаби». Именно сюдаБычье Сердце и отправился на следующий день после обнаружения трупа — для близкогознакомства с жизнью и окружением Ромы-балеруна.

Общая картина преступления к тому времени более или менеепрояснилась. Вернее, запуталась окончательно. Роман Валевский был застрелен издовольно экзотического для России пистолета «гибли».

Впрочем, экзотическим он оказался не только для России.Небольшая экспериментальная партия «гибли» была выпущена в одной изсевероафриканских стран.

Широкого применения «гибли» не нашел — по причиненерентабельности и дороговизны производства. Об этом Бычьему Сердцу поведалэксперт-баллистик Васечкин, а Васечкину Бычье Сердце доверял. Васечкин былоружейным богом, Васечкин был ходячей энциклопедией, Васечкин был самымнастоящим фанатом стволов. По собственному признанию Васечкина, хороший«винчестер» мог вызвать у него эрекцию.

А если уж ему в руки попадала какая-нибудь фигуристая иладно скроенная «беретта» — все, пиши пропало. Васечкин сох, томился и угоралот любви. Из-за одной из таких легкомысленных залетных «беретт»эксперт-баллистик едва не вылетел с работы. До того, как Васечкин положил нанее глаз, «беретта» в паре с глушаком успела хлопнуть троих, включая известногопреступного авторитета по кличке Росомаха.

Как вещдоку ей не было равных, и Васечкин не устоял. Он сперпистолет из сейфа следователя Дейнеки, бившегося над делом Росомахи.Исчезновение главного вещественного доказательства всплыло в тот же день,эстет-балетоман Дейнека глотал валидол, а потом и вовсе слег с диагнозомтахикардия. Это несколько охладило пыл Васечкина, «тихие дни в Клиши» [2] закончились, не успев начаться, и «беретта» была водворена наместо.

Неизвестно, как бы повел себя Васечкин, если бы в распоряженииследствия оказалось орудие преступления. Но «гибли» (если это действительно«гибли») найден не был, и баллистику пришлось довольствоваться стрелянойгильзой и пулей, извлеченной из черепа Романа Валевского.

— Что это еще за «гибли»? Никогда о таком неслышал, — Бычье Сердце жаждал комментариев к пуле и гильзе.

— Ты и собор Парижской Богоматери в глаза не видел. Ноэто не значит, что его не существует, — парировал Васечкин. — А вобщем, будем считать, что тебе повезло.

Редкое оружие. Я бы сказал, эксклюзивное. Вот, посмотри.