Какой там таунхауз на берегу Залива!

Злополучный таунхауз не стоил и десятой доли того, что (поразумению Бычьего Сердца) стоила начинка квартиры. Для начала его оглоушили двенапольные китайские вазы — каждая размером с мартышкинских изыскателей: ВиталияПеченкина и его дружка. Вазы томно поблескивали в полутьме коридора, и свету,струившемуся от них, было веков десять, никак не меньше.

Это понял даже профан Сивере, не имеющий никакого понятия оприкладном искусстве Юго-Восточной Азии. С вазами прекрасно гармонировализатянутые шелком стены. На шелке были разбросаны птицы и цветы. Невиданные птицыи невиданные цветы. Судя по возрасту, птицы принимали самое деятельное участиев изобретении пороха, а цветы были свидетелями изобретения бумаги. С потолкасвешивалась парочка штандартов, украшенных лентами. Штандарты были явно моложешелка на стенах, но значительно старше Бычьего Сердца — столетий эдак на пять.

Композицию завершала вереница бумажных фонариков.

Бычье Сердце, вечно путавший Японию и Китай, нисколько бы неудивился, если бы его встретил отряд самураев в полном вооружении. Но еговстретила кругленькая дама лет шестидесяти. И на ней не было даже кимоно.Простенькая учительская блузка и такая же незатейливая юбка — вот и всяуниформа смотрительницы музея. Охрана тоже была музейной (во всяком случае, такпоказалось Бычьему Сердцу) — три врезных замка на входной двери, цепочка,щеколда и сигнализация. Не хватало только лазера, видеокамер и сенсорныхдатчиков.

Дама сквозь зубы пригласила Бычье Сердце на кухню, —очевидно, чтобы не добивать сдержанной роскошью окончательно. Но в приоткрытуюдверь комнаты Бычье Сердце заметил целый алтарь раскосых божков и богинь,коллекцию музыкальных инструментов, больше похожих на раз резанные плодыэкзотических растений.

И несколько ширм с пейзажами и жанровыми сценками.

На кухне Бычье Сердце наконец-то перевел дух, а усевшись напростенький совдеповский стул, и вовсе повеселел.

— Антропшина Калиствиния Антоновна? — бодро началон.

— Нет. Маргарет Тэтчер, — едко заметила дама,намекая на бессмысленность вопроса.

Бычье Сердце втянул ноздрями воздух и хмыкнул.

— Ну, а я — майор Сивере, Антон Александрович. Со мнойвы уже знакомы. Заочно.

— Лучше бы мы им и ограничились. Заочным знакомством.

— Я понимаю, — начал Бычье Сердце, но дама самымбеспардонным образом перебила его:

— Нет. Вы не понимаете. Я не люблю ваше ведомство.

Калиствиния Антоновна послала Сиверсу взгляд, исполненныйусталой брезгливости. Но не таков был Бычье Сердце, чтобы принимать близко ксердцу недовольство населения органами правопорядка.

— Приступим к делу… Вы уже знаете, что в вашем..,м-м.., загородном доме найдено тело молодого человека. Фамилия Валевский ничеговам не говорит?

— Ничего, если вы не имеете в виду любовницу Наполеона.

Решили поиздеваться над работником милиции, КалиствинияАнтоновна? Ну что ж, хорошо.

Бычье Сердце вынул из кармана пиджака пачку фотографий ижестом заправской гадалки раскинул их перед дамой.

— Это он? — осторожно спросила КалиствинияАнтоновна, мельком взглянув на снимки.

— Покойный, — подтвердил Сивере. — ВалевскийРоман Георгиевич. Никогда его не видели и никогда с ним не встречались?

— Никогда.

— Между прочим, довольно известный.., деятель искусств.Танцовщик. Хореограф.

— Я далека от хореографии, — сказала Антропшина,поправляя жабо на пышной груди.

Да уж!.. Без толку потоптавшись на трупе еще три минуты,Бычье Сердце решил зайти с другого конца.

— Вы получили место в кооперативе в 1985 году?

— Мой покойный муж получил его. Он был секретарем Союзаписателей. Поэт Цезарь Антропшин, может быть, слышали?

— Как же! — не моргнув глазом, соврал БычьеСердце. — Не только слышал, но и читал. Замечательный был поэт! ;

— Ну, поэт он, положим, был никакой, — остудилапыл Сиверса Калиствиния Антоновна. — Зато человек отменный.

— Приношу свои соболезнования…

— Бросьте. Цезарь Львович действительно получил место влодочном кооперативе «Селена». Для нашего сына. Вадим и жил там в последниегоды. Он, яхтсмен. Хороший яхтсмен.

Ну-у, пошли дела кое-как! Во всяком случае, личность яхты«Такарабунэ» прояснилась. Она наверняка принадлежит Вадиму Антропшину. Да исекция в таунхаузе, скорее всего, тоже. Вот только оформлена она почему-то намать…

— А я могу поговорить с вашим сыном, КалиствинияАнтоновна?

Антропшина снова поправила жабо:

— Я знаю всех без исключения приятелей Вадима. Всех егодрузей. Это очень специфический круг — спортсмены, моряки… Боюсь, чтохореографа Романа Валевского среди них нет.

— И все же я хотел бы побеседовать с Вадимом.

— Это невозможно, — вцепившись пальцами в крайстола, тихо сказала Антропшина. — Вадим погиб год назад. В Финском заливе,во время парусной регаты «Балтийский ветер». Вот так-то, молодой человек.

Калиствиния Антоновна надолго замолчала. Молчал и БычьеСердце: пошлое «приношу свои соболезнования» от назойливого опера Антропшинойни к чему.

Муж — это муж, а сын — это сын. Родная кровь, травиночка,былиночка, мальчик любимый, нежный, сильный… Дурак ты, Антон Сивере, отправилсяк вдове поэта, ничего о ней не выяснив, — вот и поделом тебе!.. Подобныеситуации Бычье Сердце терпеть не мог, в подобных ситуациях он чувствовал себяразрушителем храма, осквернителем могил, кладбищенским вором без креста.

Впрочем, вина майора Сиверса была не так уж велика: онполучил на руки лишь официальные сведения, а запойный сторож кооперативаникаких вразумительных показаний не дал. Он вообще утверждал, что в «Селене»бывают две-три персоны от силы. Да и постоянно пьющему человеку все людикажутся на одно лицо — лицо с водочной этикетки «Столбовая».

— По документам дом принадлежит вам, — выдоил изсебя Бычье Сердце после затянувшейся театральной паузы.

— После смерти мужа — мне. Я столько раз просила Вадимаих переоформить… Он только отмахивался — терпеть не мог бумажной волокиты… Такничего и не сделал. А я и была там всего несколько раз.

В последний перевезла его вещи. Мебель кое-какую. Так, помелочи… Он настоящий спартанец, обходился малым.

Так вот чем объяснялась гулкая пустота двухэтажнойнадстройки над эллингом!

В четырех комнатах оперативники нашли лишь стол, два стула истаренький диван.

Вещи бросовые и никому не интересные.

А уж тем более Сиверсу с Дейнекой: наверх ни Валевский, ниего убийца не поднимались. Зато там побывал неугомонный Василий ВасильевичПеченкин. Но вытащить стол и диван, по-видимому, не решился.