с Дема бы сталось отправить меня куда-нибудь подальше, пока всё бы не улеглось. Но дураком он никогда не был, и прекрасно понимает, что без меня ему не выйти на след убийцы. А ведь я ещё не рассказала о послании…

Проверяю телефон, но кроме друзей, весьма озабоченных моей судьбой, никто не пишет, только я не обманываюсь этим затишьем, готовясь к очередной порции неприятностей. Позволяю себе немного подумать над этим, а потом иду наводить порядок, разжившись тряпкой и моющим средством, как и пожелал хозяин дома. Врубаю свой плейлист, приступая к уборке огромной гостиной, и процесс неожиданно увлекает, выбивая из головы ненужные сейчас тревоги. Наверное, надо было не книги писать, а стать горничной – может, хоть так никто бы не умер.

Швабры я не нашла, поэтому приходится справляться своими руками, но мне даже хочется утомить себя настолько, чтобы потом просто свалиться без сил. Такая активность кажется мне единственным способом забыться без алкоголя или безумных гонок по ночной трассе, правда, я не могу сказать наверняка, как долго продержусь, изображая Золушку – территория для уборки, разумеется, большая, однако, сомневаюсь, что эти стены способны меня удержать.

Тем не менее, фонтанирую энтузиазмом, подпевая любимым песням, и никто не способен меня в этот момент остановить. Убираю пыль со всех возможных поверхностей, представляя, что это мой дом, хотя мысль очень опасная, ведь она тут же даёт мне повод вообразить ту, для кого Дем купил этот особняк за городом, и что я занимаю чьё-то место не по праву. Но я ведь не думала, что после всего он захочет вновь со мной увидеться? А теперь уже поздно…

Кажется, перед тем, как попасть на ту арену, у этого охотника имелись вполне чёткие планы на собственную жизнь, и он решил идти своей дорогой, оставив позади влюбившуюся в него глупую девочку. Но это, наверное, правильно. Старые ключи не откроют новые замки, и нам обоим не стоит пытаться ломать друг друга, чтобы всё это вернуть. Да и не выйдет. Всё к лучшему, верно?

─ Кхм… ─ раздаётся вдруг за спиной, пока я внаклонку натираю паркет. ─ Я ужин принёс.

Подозреваю, щёки у меня полыхают от осознания, какой вид сейчас открывается вошедшему, но стоит только повернуться и понять, как выглядит сам Дем, моё восприятие мира сужается до его мощной фигуры, застывшей в дверях.

─ Ты за него что, насмерть с медведем дрался? ─ Сама не замечаю, как перескакиваю на «ты», и он только ведёт рассечённой бровью, удивляясь таким переменам, но мне не до того. Аромат его крови от недавно полученных ран будоражит рецепторы, и моя пробудившаяся, как по щелчку пальцев жажда, сейчас бьёт по нему, наверняка заставляя думать об одном.

─ Заживёт, ─ хрипло отвечает, а у самого радужка опять багровеет, и я больше, чем уверена, что клыки заострились, уже готовые вонзиться в меня. ─ Сами напросились.

Чёрт, мы не можем…

─ Тогда… может, поужинаем?

─ Может.

Отступаю и делаю тем самым ошибку – с голодным зверем нельзя так. Нельзя разбудить в нём охотничий азарт, а потом сделать вид, что ему показалось, и Дем выпускает из рук пакет, настигая меня меньше, чем за секунду.

Я опять у стены, и это происходит уже третий раз за сутки, но сейчас со мной не церемонятся. Его руки подхватывают под бёдра, сминая ладонями ягодицы, где наверняка останутся следы пальцев, только мне всё равно – я уже во власти этого безумия, и все прежние доводы летят в мусорку, когда самый желанный мужчина на свете вот так вжимается в меня, обжигая собой.

Успеваю глотнуть воздуха, прежде чем губы обрушиваются на мой рот, не позволяя опомниться, а рука уже пробирается под майку, и горячие пальцы сжимают сосок, гладят затвердевшую горошину, скользя всё ниже. Пуговица на шортах улетает куда-то в сторону, когда Дем ныряет рукой между моих бёдер, всё ещё удерживая на весу, и в голове не остаётся ничего, кроме нарастающего давления.

Подо мной каменеет чужая плоть, а я не могу противиться своей жажде почувствовать её сильнее, так что обхватываю ногами его талию, стремясь быть ближе, пытаюсь усилить трение, и охотник прекрасно чувствует мои потребности. Подхватывает надёжнее, несёт в сторону дивана, опуская на спину, но ноги мои оставляет свисать с подлокотника, а потом опять заставляет обхватить его, буквально втискиваясь в меня.

Теперь его возбуждение упирается точно в мою сердцевину, и кислорода вновь мало, чтобы дышать, пока внутри всё обдаёт кипятком. Словно дикарь, Дем задирает майку, оголяя грудь, и обхватывает губами сперва один сосок, а затем и второй, жадно лаская языком тугие вершинки, вдавливается в меня собой, а моё тело струной натягивается от сладкого напряжения.

─ Какая же ты голодная, зайка…

Мне кажется, мы оба сейчас взорвёмся. Каждая мышца в теле горит, но мне хочется, чтобы наша кожа соприкасалась, чтобы быть так близко, как это вообще возможно, ведь я не знаю, сколько времени у нас двоих в запасе, чтобы побыть вместе. Вот так…

Уловив моё желание, он ускоряется, двигая бёдрами быстрее, целует шею и проводит по коже языком, а меня пронзает первобытным чувством. Я сама подставляюсь для укуса, показываю свою уязвимость, не отдавая себе отчёта в своих действиях, и напрочь забываю о том, как опасна эта игра.

Укуси меня… Поставь метку и сделай своей…

Почти произношу это вслух, признавая своё полное поражение, но лёгкая боль в запястье отрезвляет именно в тот момент, когда меня почти бьёт в предоргазменной лихорадке, а Дем едва не вонзает в меня свои клыки, сам с трудом удерживаясь на грани.

─ Остановись, ─ прошу не своим голосом, отталкивая его, упираясь ладонями в каменную грудь, и ощущаю, как напряжены его мышцы.

Рисунок пылает серебром, пульсирует, давая понять, что Эл уже в курсе о моём досуге в его отсутствие, и будет настоящим чудом, если жених не явится прямиком сюда, чтобы учинить расправу.

─ Что, боишься, как бы твой ушастый женишок не пришёл бить мне морду? ─ звучит уязвлённо, бросая жуткий взгляд на метку, и мне странно это слышать, ведь он не может всерьёз ревновать меня к эльфу. Я для Дема сейчас практически незнакомка.

─ Дело не в этом… ─ птытаюсь объясниться, но понимаю, что всё прозвучит, как оправдание, и мне делается тошно от самой себя.

─ Или ты боишься, что со мной можешь слететь с катушек? Знаешь, зайка, врать себе – худшее, что ты