Потом он увидел в том углу движение. Ни свечи, ни «летучеймыши» он не зажигал, но ночь выдалась лунная, и света хватало…

Капитан взглянул туда. И… Ни до этого, ни потом он больше непереживал такого ощущения – оказалось, волосы на голове и в самом деле способнышевелиться от леденящего ужаса…

Громадный медведь, то самое чучело, бог знает сколько летстоявший на четырках, приколоченный к деревянному постаменту солиднымигвоздями, пришел в движение. Он высвобождал одну лапу за другой, резковздергивая их так, что гвозди оставались в лакированных досках. Он ступил на ковер.Он двинулся мимо стола прямо к оцепеневшему на постели Капитану.

Это было невозможно и невероятно, но все это происходило нево сне и не в бреду, а на самом деле. Ожившее чучело, неуклюже переваливаясь,неприятно шурша лапами по ковру, брело в лунном свете прямехонько к постели,оставляя за собой какую-то труху из продырявленных подошв или как там у негоназываются эти части лап…

Капитан не мог ни шевельнуться, ни заорать. У него хватилосил только на то, чтобы поставить стакан на столик, как будто именно это сейчасбыло самым важным. Он промахнулся, стакан из буржуйского тончайшего хрусталяполетел на пол, разбился на ковре, и мерзкий стеклянный дребезг лишний раздоказывал, что все это творится не во сне…

Зверь навис над постелью – и обрушился на Капитана,грабастая его за глотку огромными лапами. Прямо над лицом оказалась морда, состеклянными глазами, языком из какого-то искусственного материала. Это быламорда чучела, жизни в нем было не больше, чем в пустой бутылке, от медведявоняло пылью и какой-то слежавшейся прелью, он не издал ни звука – но лапыдавили всерьез, тяжело, ощутимо, когти стискивали глотку так, что дыханиеперехватывало и в глазах темнело…

Сначала Капитан отпихивал зверя ладонями, упершись обеими вгрудь. Под ладонями чувствовалось нечто податливо-пустое – шкура и набивкавнутри – медведь казался легким, но хватка на горле образовалась железная, иоттолкнуть эту жуть не было никакой возможности…

Его спасла армейская привычка класть оружие рядом. Портупеяс кобурой висела на спинке стула – но Капитан схватился не за нее, каким-тоостровком трезвого сознания понимая, что зверь-то мертвый. Он нашарил удобнуюрукоятку того самого трофейного эсэсовского кинжала, легко вырвал его из ножени нанес удар, потом еще и еще. С удесятерившимися от дикого ужаса силамиполосовал чучело вдоль и поперек, везде, куда мог дотянуться, кинжал былострейший и пластал отлично, из длинных разрезов на Капитана летела стараяпыльная вата и еще какая-то мелкая дрянь вроде высохших опилок, глаза залепило,он ничего уже не видел, махая кинжалом вслепую, почувствовал, что хватка нагорле ослабла, нашел в себе силы вскочить и полосовал дальше нечтобесформенное, все еще пытавшееся свалить его с ног, придушить…

Когда он опомнился, протер глаза и отплевался, все было кончено.Чучела как такового больше не было. Оно валялось на спине, с отсеченными почтинапрочь головой и передними лапами, уже не шевелясь, в груде трухи-набивки –мелкие ее клочки кружили в воздухе, словно вьюга, медленно опускаясь на ковер…

Шея болела так, как в кошмаре ни за что не бывает. Осторожноее потрогав кончиками пальцев, Капитан нащупал вздувшиеся рубцы. Крови,кажется, не было, но болело адски. Душили его по-настоящему и всерьез.

Он нашел спички, трясущимися пальцами запалил свечу. Все таки осталось – растерзанное чучело, груда трухи, рубцы на шее… В голове не былони мыслей, ни эмоций – все происшедшее казалось настолько диким инеправдоподобным, что не умещалось в трезвом материалистическом сознаниисоветского человека, комсомольца и члена партии…

Совсем рядом, на втором этаже, оглушительно прогрохоталанедлинная автоматная очередь. «Библиотека, – с удивившим его ледянымспокойствием констатировал Капитан. – Это в библиотеке…»

И кинулся туда с пистолетом наготове.

В библиотеке остро и кисло воняло пороховой гарью. Пошаривпо столу, Капитан нашел электрический фонарик, включил. Студент поднимался спола, морщась, зажимая ладонью левое предплечье.

– Что случилось? – рявкнул Капитан. Пошарив лучомвправо-влево, увидел на полу автомат Судаева, лежавший дулом к Студенту.

– Все равно не поверишь, – сказал Студент каким-тобеспомощным, мертвым голосом. – Не поверишь…

Пальцы у него были чуть припачканы кровью, но рана, похоже,легкая, так, царапина. Сообразив это, Капитан уже не миндальничал, ухватилдруга за здоровую руку, за рукав гимнастерки, проволок в свою комнату и осветилостанки чучела. Сказал:

– Ты, конечно, тоже не поверишь… Только оно и в самом делеожило и пыталось меня придушить… Ну, мать твою?

– Он сам стрелял, – сказал Студент. – Понимаешь?Сам…

Только теперь появился Одессит – тоже с пистолетом, в галифеи нательной рубахе, красный, вспотевший, всклокоченный, словно часа два безпередыху грузил кирпичи.

Снизу послышался осторожный голос Павлюка:

– Все в порядке, товарищ капитан?

– В порядке, в порядке, дрыхни дальше, – громкооткликнулся Капитан. – Автомат упал нечаянно…

– Он сам стрелял… – тянул Студент, как в бреду. – Сам…

Капитан, не теряя времени, залепил ему легонькую оплеуху,приведя тем самым в здравый рассудок. Глотнул прямо из горлышка гауптмановскоговинца, пустил бутылку по кругу и спросил Одессита:

– А у тебя что стряслось?

– У меня? – весьма ненатурально изобразил тот неведениеи спокойствие. – Да ничего такого…

– Не звезди, – сказал Капитан решительно. – У менячучело ожило и пыталось задавить, у Вадьки автомат сам стрелял, а у тебя,значит, ничего такого? Что ж рожа-то красная?

Одессит перестал отнекиваться очень быстро – как толькоосознал, что посетившая его чертовщина не была чем-то уникальным, а накрылавсех…

Его душил балдахин фамильной постели, огромный пыльный пологиз какой-то тяжелой и дорогой ткани. Свалился сверху и принялся давить,оборачиваясь вокруг, как кокон, укутывая с головой, смыкаясь, перехватываядыхание. Одессит и сам не понимал, каким чудом и какими усилиями ему удалосьматерию порвать голыми руками, посередине, сделать дырку, расширить, да в нее ивыломиться…

– Это тебе жить хотелось, голубь, – хмуро сказалКапитан. – Вот и постарался… А ты что стоишь? Снимай гимнастерку, посмотримрану…

Это оказалась и в самом деле царапина – слегка вспороломышцу. Принесли медпакет, перебинтовали руку. Студент, хватив стаканчик,принялся возбужденно рассказывать, уже оклемавшись чуточку.

Он, как обычно, стоял у полок и перебирал книги. На столерядом горела «летучая мышь». Увидев справа, за плечом, какое-то движение, онмашинально туда повернулся…

Увидел, как автомат, лежавший на диване, самостоятельноповорачивается в его сторону…