готовностью закипел, будто столешница была раскалена докрасна. Рядом со столом не было ни кресел, ни стульев, и мастер хлопнул в ладоши. Из темного угла проворно выбежали три длинноногих табурета, по-паучьи перебирая ножками, и с готовностью присели рядом со столом, словно приглашая компанию устраиваться поудобнее.

И, пока чайник разливал по пиалам ароматный чай, а банка с печеньем, не без некоторой борьбы вырвавшаяся из рук Соля, опрокидывала свое содержимое в большую миску, Камал, потирая подбородок, начал рассказывать свою историю, и по мере того, как он ее рассказывал, в мастерской становилось теплей и теплей.

История про Камала, договор с созвездиями и парящий город

– Далеко-далеко отсюда, в краю высоких золотых барханов и серебристой пыли, невесомо дрожащей над землей еще несколько часов после того, как пройдет одинокий путник, посреди песков и горячего воздуха парит прекрасный город Оссидир. Город этот древнее многих миров, в том числе вашего. Мудрые старые люди говорят даже, что он древнее мира, в котором находится.

Издавна в нем жили мастера – люди, умевшие создавать из хаоса совершенство, ваяющие, рисующие, собирающие, придумывающие, снова и снова соревнующиеся с самой природой. Уважение их к мастерству и умению творить всегда было настолько велико, что, прежде чем власть могла перейти от правителя, желающего уйти на покой, к его сыну, тот должен был доказать, что достоин стать новым правителем, и представить на суд города изобретение, еще более сложное и прекрасное, чем то, которое некогда показал его отец.

Говорят, что самый первый правитель, Остар Оссиди, научил наш город летать. Величайшие умы по сей день бьются над тем, как именно он сумел совершить это чудо, но никто до сих пор не преуспел в разгадке. Потомок великого Оссиди, правивший дольше любого другого, Хамал, создал из металла и огня крылатого коня, изрыгающего пламя и дым, а его сын, Хамар, заставил воду подчиниться ему и обеспечил город горячей водой, льющейся из труб в недрах города.

Отполированные временем плиты главной площади, покрытые узорами созвездий, парящих над ними, видели тысячи тысяч битв и сражений. Город мастеров, владеющий секретами магии искусства и ремесла… Он был как налитый солнцем плод, казалось, готовый упасть в руки первому же жадному завоевателю.

Но мы, его обитатели и хранители, стали не только мастерами, но и воинами, умеющими отстоять свое. Приходившие за нашими богатствами и тайнами уходили ни с чем, и какое-то время мы жили в мире и спокойствии… Пока не появлялся новый полководец, желающий взять то, что мы имели. Тогда мы вновь были вынуждены защищать себя.

Так было всегда, из века в век, из тысячелетия в тысячелетие. Время ничему не учило наших врагов, мы же были терпеливы, хотя набеги и мешали нам порой – приходилось отвлекаться от работы. Мой народ рожден для созидания, не для смерти, и все эти войны тяжело нам давались. Да, это были темные времена. Тогда я еще не родился, но не раз слышал рассказы об этом.

Все это время созвездия, наблюдающие за городом, как ласковые родители, сочувствовали нашему горю и однажды решили помочь, хотя обычно звездам нет дела до людских печалей. Два самых больших созвездия, Рикка и Валу, спустились на парящую землю Оссидира, приняв облик величественных богинь – белокурой и рыжеволосой. Они пообещали защиту парящему городу: ни один жадный сосед не сумел бы увидеть его без желания правителей города. Взамен же жители города должны были подчиниться правилам, предложенным созвездиями.

С тех пор и впредь жители города зависели от созвездий, под которыми появились на свет. Младенец, издавший первый крик под созвездием Молота, Раммику, должен был связать свою жизнь с металлом, под созвездием Иглы, Лиу, – с шитьем, под созвездием Кисти, Артой, – с рисованием… Никак иначе. Во славу созвездия житель города должен был трудиться так, как оно того желало, воздавая ему молитвы и принося дары. Жителями города был любим любой труд, потому они с радостью согласились. Так в жизнь парящего города пришло предопределение.

Когда договор был заключен, зеленоглазая Валу вернулась на небо и уже оттуда увидела, что золотовласая Рикка провела ее: полюбив правителя города, Хамата, она с его помощью изыскала способ остаться на земле и принять участь обычной женщины и супруги властелина.

Валу страшно разгневалась, ведь она и другие жители неба лишились любимой сестры. В наказание она установила новый порядок в парящем городе. Отныне правитель города не обладал всей полнотой власти: он должен был прислушиваться к решениям тайного совета Двенадцати. Лишь созвездиям было известно, кто именно те Двенадцать, что раз в несколько месяцев собираются под покровом ночи, чтобы решать судьбы города. Известно, что эти люди получали знак от созвездий и понимали, что призваны, но никто, даже их семьи, не знал, что они становятся частью совета. Разглашение тайны было невозможно. Неизвестны были ни их пол, ни возраст, ни занятия. Так были обеспечены справедливость, безопасность и тайна. Правитель стал красивой традицией, символом, не имеющим реальных власти или влияния.

Так были наказаны все дети Хамата и Рикки, и так продолжалось сотни лет. История стала легендой, а легенда – одной из красивых сказок, которые рассказывали старые женщины у очага самой долгой ночью.

И спустя сотни лет наступил день, когда я, Камал, сын своего отца, Камата, должен был представить на суд города свое величайшее творение, чтобы стать новым правителем города. Я был очень молод в те дни – высок, прям и тщеславен. Никто лучше меня не работал с механизмами, ничьи работы не были столь искусны, и я не сомневался, что сумею доказать свое право.

На суд города я представил три своих величайших изобретения. Первым были большие прыгающие часы-лягушки (позднее их установили на главной площади города, и время по ним могли определять и гуляющие по ней, и жители самых высоких этажей окрестных домов). Вторым – механические крысы, что должны были быть запущены в подвальные трубы города – их задачей было очищать систему труб от ржавчины и мусора.

Самые знатные люди города и простые торговцы были поражены моим умением, но самое удивительное я припас напоследок. Это был механический пес, сделанный из золота и бронзы, – на солнце он сиял так, словно и сам был маленьким солнцем. Пес этот, в которого мне удалось вдохнуть жизнь, обладал удивительным нюхом, ничто не могло укрыться от него, ничто и никто.

Он обежал всю площадь, обнюхивая руки и одежды собравшихся, пока не распознал в толпе всех членов совета Двенадцати и не вывел их на середину площади – растерянных и напуганных. Все собравшиеся на площади ахнули, как один огромный человек, охваченные общим страхом: за долгие века это был первый