Глафира помолчала.

– Но ведь мы с вами обе верим, что его убили, – вдругсказала она. – Мы же это точно знаем!

И она ушла, а Марина осталась.

В машине Глафира перевела дух и попросила у Волошинасигарету.

– Куда вас отвезти, Глафира Сергеевна?

Глафира затянулась, выдохнула дым и сказала бесстрашно:

– Отвезите меня к Андрею Прохорову, в Варсонофьевскийпереулок. Вы знаете?..

Волошин кивнул угрюмо.

Машина вырулила на набережную и покатилась вдольвзъерошенной осенней реки.

– Поразительная женщина, – сказала Глафира задумчиво. – КакРазлогов мог быть на ней женат? Да еще много лет!

– Он ее любил, – мстительно сообщил Волошин. – Так бывает,вы никогда не слышали?

Глафира кивнула, и было непонятно, слышала она или неслышала.

– Только зачем она врет?

– Кто?!

– Марина.

– Бросьте, Глафира Сергеевна. Что за ерунда?

– Марк, – вдруг сказала Глафира, затолкала в пепельницуокурок и, не спрашивая, вытащила у него из пачки еще одну сигарету, – вотскажите, вам нравился Разлогов?

– Нет. То есть я хотел сказать, что…

– Да ладно, Марк! Он никому не нравился. А можно о немсказать, что он был человек… блестящий?

Волошин молчал.

– Марк?

– Что вы все выдумываете, Глафира Сергеевна! – выговорил онс досадой. – Может, к врачу все-таки, а? Разлогов – блестящий человек!

– Вот именно, – Глафира задумчиво кивнула. – А когда бывшаяжена, с которой он много лет прожил, так о нем говорит, значит, она или дура,или врет. Она не дура, значит, врет. Зачем?..

Волошин сбоку посмотрел на нее.

Ты-то врешь все время, говорил его взгляд. Ты врешь, и вралавсегда! А Марина… Марина тебе не чета, она человек талантливый и сложный, иРазлогов ее на самом деле любил!.. А любил ли тебя – неизвестно.

Глафира Разлогова, рассматривавшая какие-то журнальныефотографии в свете встречных фар, вдруг вскрикнула так, что машина Волошинавильнула, и сзади сердито загудели.

– Вы что?! С ума сошли?!

– Это же… Разлогов!

– Где?!

– Да вот же!

Трясущейся рукой Глафира зажгла лампочку над лобовым стекломи стала совать журнал Волошину.

Он отпихивал журнал.

– Но этого не может быть, – она все совала ему журнал. –Этого просто быть не может!

– Глафира Сергеевна, мы сейчас в речку улетим!

Тут она вдруг почти закричала – истеричка чертова.

– Я ничего не понимаю, Марк! – кричала она. – Совсем ничего!

Волошин кое-как приткнул машину возле ворот какого-то банка,включил аварийную сигнализацию и вытащил у нее из рук журнал.

Олесю Светозарову он узнал сразу. Ну и что? Ну Олеся! Мало,что ли, их было на разлоговском мужском веку?..

– Да не тряситесь вы, – велел он вдове сердито.

Конечно, он сочувствовал ей, но не слишком. Подумаешь, какаяцаца! Ну увидела разлоговскую барышню в журнале, ну и что? Можно подумать, доэтого она никаких таких барышень не видела и не знала об их существовании!

– Я спрошу у Вари, нашей секретарши, что это за материал иоткуда он взялся, – продолжал Волошин. Тут он сообразил, перегнул страницы ипосмотрел на обложку.

И скривился.

– Впрочем, у Вари можно ни о чем не спрашивать, как японимаю. Это ваш… почти что личный журнал, если можно так выразиться…

Но вдова все тряслась и показывала на одну из фотографий,где за полуголой девицей угадывался раздраженный Разлогов.

Волошин посмотрел внимательней и ничего не увидел.

– Ну и что?

– Этого не может быть, – выговорила Глафира с усилием иприкрыла глаза. – Этого просто не может быть!

– Чего не может быть, Глафира Сергеевна? – Волошин кинулжурнал на щиток, включил «поворотник» и уставился в боковое зеркало.

Лампочка «поворотника» мигала, и физиономия разлоговскогозаместителя то появлялась, то пропадала. В зеленом мигании он походил навампира, выискивающего в темноте и холоде очередную жертву.

Подумав про вампира, Глафира вдруг вспомнила, что так и неспросила его о самом главном.

– А зачем вы сегодня приехали ко мне на дачу, Марк?

Он обернулся, лампочка полыхнула, и Глафира подумаласовершенно отчетливо: сейчас он меня убьет.

…Варя все еще продолжала усердно печатать, когда в дверьприемной сунулся Вадим. И очень удивился – или сделал вид, что удивился.

– Ты все сидишь?!

Она подняла глаза и улыбнулась – или сделала вид, чтоулыбнулась.

Он вошел, прикрыл за собой дверь и покрутил головой в разныестороны, выражая изумление.

Варя печатала.

– А что так поздно-то?

Не взглянув, она пожала плечами.

– Не, ну чего сидеть-то?

Она подняла глаза:

– У меня работа срочная. Я ее доделываю.

– Блеск! – оценил Вадим. – Срочная работа у нее, когда шефвсе равно кони кинул!

Варя опустила очки на кончик носа и наконец посмотрела нанего как на одушевленный предмет – удостоила, рублем подарила.

– А что такое? – спросил он, не собираясь сдаваться, и сразмаху опустил себя в кресло для посетителей. – Кинул же, да? А ты все на неголомаешься! Или уже на другого?..

– Вадим, – отчетливым учительским тоном начала Варя, –во-первых, я терпеть не могу таких выражений, ты знаешь! Кони кинул!.. Во-вторых,у меня срочная работа.

– Подумаешь, какое выражение… – протянул Вадим и осмотрелся.

Сидеть в приемной ему нравилось. Здесь было красиво, богатои удобно. Вадим называл это «кучеряво».

Кучеряво жил покойный шеф, ничего не скажешь!.. Тут тебе иковры, и диваны кожаные, и стены белые, и камин натуральный, и компьютерыразнообразные, и потолок стеклянный, и секретарша красотка, хоть и в очках!