В итоге люди герцога Джильду похищают и доставляют прямо впокои вышеупомянутому герцогу. Джильда проводит там довольно длительное время.После того как она оттуда выходит, заметьте себе, не в порванной одежде и безсиняков и следов насилия, Риголетто клянется отомстить. Джильда, вполнеестественно, умоляет отца смягчить гнев. Почему? Потому что она любит герцога.Так написано в либретто. А теперь, Леонид Сергеевич, откинем условности,присущие оперному жанру, и обратимся к правде жизни. Джильда провела с герцогомв постели довольно много времени, причем никаких следов физического насилия наней нет. Вывод очевиден: она вовсе не чувствует себя изнасилованной иопозоренной. Напротив, ей все это доставило огромное удовольствие, и она,пытаясь быть честной, старается уговорить отца не гневаться. А теперьпредставьте себе целомудренную девушку, которая вообще никогда… ничего… и такдалее, и которую внезапно похищают, связывают, а развязывают уже в постели умужчины, да мужчина этот еще и половой акт с ней совершает. Дефлорирует ее,между прочим. Вы можете себе представить девушку, которой бы все это такпонравилось, что она бы потом жизнь за этого мужчину отдала? Да не забудьте ещеи то обстоятельство, что мужчина-то ее обманул: назвался бедным студентомГвальтьером Мальде, а оказался герцогом Мантуанским. Иными словами, невинностилишил, а про жениться не может быть и речи, и будет она теперь на всюоставшуюся жизнь обесчещенная, опозоренная, а то и, не приведи господь, сребенком незаконнорожденным на руках. И за все за это Джильда его преданнолюбит? Не обманывайте себя, Леонид Сергеевич. Нет таких девушек. Для того чтобыДжильда вела себя так, как она ведет себя по ходу оперы, она должна быть совсемдругой. Безусловно опытной. Кокетливой. Влюбчивой. Страстной и темпераментной.И очень порядочной в то же самое время. Потому что даже тогда, когда герцогизменяет ей с Маддаленой, в ней (Джильде) не вспыхивает такая ревность, котораяпросит смерти изменнику. Ей больно, неприятно, но она прекрасно понимает, чтоне герцог обольстил ее, это все сказочки для папочки, а они просто встретилисьи понравились друг другу, и провели вместе ночь, и им обоим было хорошо. Инесправедливо, что герцог должен теперь за это платить своей жизнью. Желаниебыло обоюдным, и удовольствие было обоюдным. Вины герцога вообще никакой нет. Авот вина ее самой, Джильды, есть: она побоялась открыть отцу глаза на самусебя, постеснялась сказать ему, что давно уж не девица, что ей нравилось впостели с герцогом и она сама этого хотела не меньше, чем он. Она из трусостиподдержала заблуждение отца о том, что герцог совершил насилие и обман. Вот заэто она и должна заплатить. Что она и делает, подставляя себя под нож бандита,чтобы спасти герцога. Который, в сущности, ни в чем не виноват…»

Осенний ранний холод внезапно сменился теплым бабьим летом сярким солнцем и приятно прохладными ночами. Настя не обманула Стасова, когдасказала, что дважды в месяц по воскресеньям ходит рано утром гулять вИзмайловский парк в компании с генералом Заточным. И нынешнее воскресеньевыпало как раз таким, «прогулочным». В последнее время к Насте и ИвануАлексеевичу присоединился сын генерала Максим, который учился уже в выпускномклассе и готовился поступать в школу милиции, а для этого нужно было иметьхорошую физическую форму – нормативы на вступительных экзаменах пофизподготовке были весьма жесткими. Настя с Иваном Алексеевичем медленнобродили по аллеям, а Максим носился туда и обратно, отмеряя то стометровки, топятисотметровки, то пятикилометровые кроссы.

– Ну как, пап? – подбежал к ним запыхавшийсяюноша.

Заточный взглянул на секундомер, который нес в руке.

– Ничего, прилично, – скупо похвалил он. –Можешь заканчивать на сегодня с бегом, приступай к силовым упражнениям. Вон тамтурник стоит, видишь? Двигай к нему, пять серий по двадцать подтягиваний.

– Ужас какой! – охнула Настя. – Да вы садист,Иван Алексеевич! Зачем ребенка истязаете? Куда ему столько подтягиваний?

– Впрок, – усмехнулся генерал. – Лишними небудут.

– А по нормативам сколько требуется?

– Двенадцать.

– Тогда зачем сто? Вы не перебарщиваете?

– Ничуть. Мало ли как жизнь сложится к следующему лету.А вдруг он в день экзамена заболеет, будет плохо себя чувствовать? Схватитангину, например, или грипп, или упадет неудачно и получит травму. И из-заэтого не выполнит норматив, не поступит, пропустит целый год. Ну уж нет, нельзятак рисковать. Если сейчас натаскивать его на двенадцать подтягиваний, томалейший сбой – и он пролетит мимо зачета. А если он сможет выполнить пятьсерий по двадцать, то даже при очень плохой физической форме в день экзамена ужсвои-то двенадцать всяко вытянет.

– Разумно, – согласилась Настя. – Хотя ижестоко.

Они присели на скамейку неподалеку от турника. Заточныйследил за сыном, а Настя вновь углубилась в размышления об убитой Алине Вазнис.Итак, замкнутая, «закрытая», подруг не имела. Или имела, но не в «Сириусе».Плохо развитая устная речь, зато очень бойкое перо. Вдумчивая, не склоннаяследовать шаблонам и проторенным путям, имеющая свою точку зрения, свой взгляд.Эмоционально холодная. Наверное, еще какие-то детали станут известны послетого, как Коротков побеседует с режиссером Смуловым, пока что все Настиныпостроения основаны на информации, полученной в субботу.

Из квартиры Вазнис исчезли ее драгоценности. Денег, которыедолжен был привезти ей Харитонов, тоже нет. А что есть? Есть следы. Следы самойАлины, следы Смулова, который на протяжении четырех лет бывал у нее как минимумтри-четыре раза в неделю, все равно что жил там. И есть участки поверхностей сявными следами уничтожения отпечатков. Затертости, замывание. В посудном шкафуна кухне две чашки вымыты особенно тщательно, с содой и чистящей пастой, так,во всяком случае, утверждает эксперт Олег Зубов. Из одной чашки пил,по-видимому, убийца. А из другой? Сама хозяйка? Тогда зачем ее так тщательномыть? Ответ очевиден: в чашке могут остаться следы постороннего вещества. Нобыла ли Алина Вазнис чем-то отравлена, станет ясно только в понедельник, раньшепонедельника результаты вскрытия вряд ли можно будет получить. Еще протертымиоказались ручки входной двери, кнопка звонка, ручки и дверцы холодильника ипосудного шкафа на кухне, полированная поверхность журнального столика вкомнате, все выключатели в квартире. Убийца, по-видимому, не спешил и позволилсебе быть аккуратным и осторожным.

Так, что еще? Записи, которые дал ей, Насте, ЛеонидСергеевич Дегтярь, со всей очевидностью показывали, что Алину Вазнис оченьзанимали две вещи: проблема вины и проблема мести. Не любовь, не ревность, непредательство. А только вина и месть. Может быть, нужно поискать здесь?

– Иван Алексеевич, а вы злопамятны? – внезапноспросила она сидевшего рядом генерала.

– Откуда такой вопрос? – удивился тот.

– Ну а все-таки, – настаивала Настя.