– Да нет, пожалуй, не особенно. То есть на память я нежалуюсь, обиды не забываю, но запал посчитаться с обидчиком проходит быстро. Уменя, Настенька, слишком много ежедневных проблем и забот, чтобы отвлекаться наэмоции. Голова все время занята чем-то.

– А если чувствуете себя в чем-то виноватым, вас этодолго потом мучает?

– Не знаю, не пробовал, – улыбнулсяЗаточный. – У меня правило: провинился – немедленно признайся, извинись,загладь вину, если можешь. А такого, чтобы сделать что-то плохое и потом жить сэтим, – нет, не приходилось. Наверное, для меня осознание собственной винысовершенно непереносимо, поэтому я сразу же принимаю меры. Вы, Настенька,занялись изучением моей личности? Или это по работе?

– По работе. У меня потерпевшая какая-то скрытная,никто о ней толком ничего не знает, близких подруг не было. Или были, но она ихпочему-то тщательно прятала. Вот пытаюсь разобраться…

– Может быть, у нее криминальное прошлое? –предположил Заточный.

– Да нет, не похоже. Школа, потом ВГИК, актриса. Откудавзяться криминалу-то? Кстати, Иван Алексеевич, хотела у вас спросить: выслучайно не знакомы со Стасовым?

– С Владиславом-то? Который недавно на пенсию ушел?

– С ним.

– Знаком. Хороший мужик. А что, столкнулись?

– Угу, – кивнула она. – Он теперь начальникслужбы безопасности в киноконцерне «Сириус», где и работала моя потерпевшая.

– Ну, считайте, что вам повезло. Влад – толковый пареньи очень приличный во всех отношениях.

– А поподробнее?

– Не пойдет, – засмеялся генерал. – Сплетнямине занимаюсь. У вас должно быть собственное мнение. Я могу оценивать его толькокак профессионала, а уж какой он человек – сами разбирайтесь.

– Вредный вы, да?

– Принципиальный.

– Между прочим, ваш приличный во всех отношениях Владпытался выяснить у меня, не являюсь ли я вашей любовницей.

– Ну и что? Выяснил?

– По-моему, он мне не поверил. Хотя я ему все честнообъяснила.

– Да оставьте вы эти глупости, Настенька. Вы – здравыйчеловек, умеете логично мыслить, вы же не можете не понимать, что в это всеравно никто не поверит. Не унижайтесь, не объясняйте вы никому ничего,бессмысленно это.

– А репутация?

– Чья? Ваша?

– Да моя-то – черт с ней, кому я нужна. Я о вашейрепутации говорю.

– А мне это не вредит. – Заточный улыбнулся своейзнаменитой солнечной улыбкой, отчего его желтые тигриные глаза вмиг превратилисьв два теплых солнышка, осветивших и его сухое скуластое лицо, и, казалось, всепространство вокруг него. – Сколько я в милиции служу, столько за мнойкакой-нибудь шлейф тянется. То жены замминистров, то известные актрисы, тодамы, занимающиеся политикой, – кого только мне в любовницы не навязывали.А я, вместо того чтобы отбрыкиваться и с пеной у рта доказывать своюнравственную чистоту, просто не обращаю внимания, не спорю, а потом извлекаю изэтого пользу. Советую вам поступать так же.

– Господи, да какую же пользу вам может принести слух,что я ваша любовница?

– У-у, еще какую. Например, о том, что мы с вами повоскресеньям гуляем в этом парке, знает уйма народу. И не только те, ктоработает в нашем министерстве или у вас на Петровке. И если я назначаюконфиденциальную встречу с доверенным человеком на утро воскресенья где-нибудьпоблизости, то те, кому небезразличны мои передвижения и контакты, относятся кэтому совершенно спокойно. Заточный в воскресенье с утра пораньше вышел из домаи отправился в парк? Да это же он со своей бабой гулять пошел, ничегоинтересного, можно не напрягаться. А тут-то как раз самое интересное ипроисходит. Понятно?

– Значит, вы мной прикрываетесь?

– А как же. И вы мной прикрывайтесь, кто вам мешает?Вот ваш муж, например, знает о наших прогулках?

– Конечно. И даже поощряет. Он считает, что я совсем небываю на воздухе, и очень доволен, что хотя бы два раза в месяц я по два часагуляю.

– Ну вот видите. Поэтому, если вы решите ему изменить,у вас будут совершенно законные два часа по воскресеньям. И никаких подозрений.Скажете ему, что мы с вами решили гулять каждую неделю.

– Я подумаю, – серьезно ответила Настя. – Мнеэто как-то в голову не приходило.

– А это потому, что вы замужем недавно, у вас стаж ещенебольшой. Вы небось привыкли распоряжаться своим временем, как вам самойудобно, в таких маленьких хитростях надобности не было. Со временем оцените моисоветы, когда муж начнет вам надоедать.

– Пап, – раздался голос Максима. – Я ужечетыре серии отмахал, может, хватит на сегодня?

– Нет, сынок. Не ленись, работай как следует.

– Я устал.

– Ну отдохни. Походи, разомнись, попрыгай. И потом –последнюю двадцаточку.

Настя сочувственно посмотрела на Максима. Хорошо, что вовремена ее юности девушек в школу милиции еще не принимали и она училась вуниверситете. Ей бы эти чертовы нормы физподготовки сдать наверняка не удалось.

Зою Семенцову он знал в лицо, но домой к ней попал впервые.Пришел – и удивился, до какой степени обстановка в ее квартире несоответствовала тому впечатлению, которое производила на окружающих сама Зоя.Просто поразительно, насколько эта рано постаревшая женщина сумела создать всвоем жилище антураж настоящей кинодивы. Несколько букетов с живыми цветами, постенам – огромные фотографии самой Семенцовой в разных ролях, относящиеся ковременам ее молодости и активной актерской деятельности. Кругом – чистота иидеальный порядок, на столике между тремя креслами – оригинальная пепельница идве початые бутылки с французским коньяком и ирландским молочным ликером.Трудно было поверить, что здесь живет та самая Зоя, которую на студии виделирастрепанную, с глубокими морщинами, одетую в какие-то немыслимые тряпки счудовищным сочетанием цветов и фасонов. Принимая у себя дома начальника службыбезопасности, она была сама любезность и светскость.

– Зоя Игнатьевна, – начал Стасов осторожно,пытаясь срочно выработать новую тактику беседы, отличную от той, которой онвооружился, полагая, что разговаривать придется с опустившейся несчастнойпропойцей. – Не могли бы вы припомнить в деталях пятницу, 15 сентября.

– Зачем? – высокомерно спросила Семенцова,усаживаясь в кресло и закидывая ногу на ногу.

Стасов почувствовал неловкость и острую жалость к этойженщине. Густо накрашенные ресницы и щедро покрытые тенями веки не могли скрытьморщин, на голове был, совершенно очевидно, парик, изображающий пышныебелокурые локоны. Жидкая пудра еще больше подчеркивала неровную кожу, аблестящие колготки привлекали внимание к ногам, которыми уже давно пора былоперестать гордиться. Когда-то Зоя Семенцова была стройной миниатюрнойстатуэточкой с точеными ножками и изящными ручками. Теперь же она вся словноусохла, алкоголь и бесчисленные лекарства, которыми ее пичкали наркологи, будтовыжгли ее изнутри, оставив пустую обвисшую оболочку. И тот жест, которым оназакидывала ногу на ногу, мог бы лет пятнадцать-двадцать назад выглядетьвызывающе сексуальным, а сегодня был смешон и жалок.