И Терри, похоже, это знала. После пяти лет общенияисключительно через адвокатов они рискнули вернуться к прямому диалогу, сначалапосредством писем, а потом и телефона. Поначалу они вели себя предельноосмотрительно, опасаясь мин, которые могли остаться в руинах города их любви,но с годами стремление к общению окрепло. Терри проявляла постоянный интерес кделам своего бывшего мужа, что не слишком ему нравилось. Но при этом в ееголосе постоянно звучала искренняя доброжелательность, которую Джонни находилуспокаивающей. Эдакая холодная рука, ложащаяся на пылающий лоб.

После того как он бросил пить, их контакты участились, ноопять же через посредника, в роли которого выступали письмо или телефон. ИДжонни, и Терри, казалось, без слов понимали, что личная встреча можетразрушить те хрупкие узы, которые теперь связывали их. Но разговоры на трезвуюголову также таили в себе немалую опасность, грозя иной раз перейти в пикировкуязвительными фразами. Терри хотела, чтобы Джонни вернулся к «Анонимнымалкоголикам»[17], и заявила ему, что он вновь запьет, если не прислушается к еесовету. А за спиртным последуют наркотики, как за сумерками приходит ночь.

Джонни ответил, что у него нет желания провести остатокжизни в церковных подвалах, общаясь с бывшими забулдыгами, которые радостноуверяют друг друга, будто сила воли — это прекрасно… а потом разъезжаются настарых развалюхах по своим домам, где их никто не ждет, кроме кошек.

— К «Анонимным алкоголикам» ходят те, кто раздавлен жизнью ине знает, чем себя занять, — говорил ей Джонни. — Поверь мне, я там бывал. Илипочитай Джона Чивера. Он написал о них всю правду.

— Джон Чивер нынче много не пишет, — ответила Терри. —Думаю, тебе тоже известно, почему.

Терри иногда могла уколоть его, сомневаться в этом неприходилось.

А три месяца тому назад она одарила его этой идеей,промелькнувшей в обычном разговоре, касающемся планов детей на будущее, еепланов и, само собой, его планов. Первые месяцы этого года Джонни убил на двестистраниц исторического романа о Джее Гулде[18]. Наконец он понял, что у негополучается (перепевы с Гора Видала), и выбросил все в корзину. Вернее, сварил.Крайне недовольный собой, Джонни положил дискеты в микроволновую печь и надесять минут включил ее на максимальный режим. Вонь пошла невообразимая, и витоге пришлось выкидывать микроволновку.

Обо всем этом он и рассказал Терри. Закончив своеповествование, Джонни сел в кресло, прижал телефонную трубку к уху и закрылглаза, ожидая ее очередного совета: правильно, не надо тебе иметь дела с«Анонимными алкоголиками», зато пора поискать хорошего психоаналитика.

Вместо этого Терри сказала, что ему следовало положитьдискеты в кастрюльку из керамики или жаростойкого стекла и воспользоватьсяконвекционной печкой. Джонни знал, Терри шутит, к тому же шутит насчет него, номысль о том, что она уважает принятое им решение и не видит в нем признаковотрыва от реальности, подействовала успокаивающе, опять же как холодная рука наразгоряченный лоб. Терри, конечно, его не одобряла, но он и не искал одобрения.

— Впрочем, откуда тебе знать, что и для чего нужно на кухне.— Вот тут он громко расхохотался. — И что ты теперь намерен делать, Джонни?Есть какие-нибудь мысли на этот счет?

— Ни одной.

— А может, тебе обратиться к документальной прозе? Накакое-то время забыть о романе?

— Это же глупо, Терри. Ты знаешь, что документальных вещей яне пишу.

— Ничего такого я не знаю, — резко ответила она, мол, недури мне голову. — За первые два года нашей совместной жизни ты написал сдюжину очерков. И опубликовал их. За хорошие деньги. В «Лайфе», «Хар-персе», дажепарочку в «Нью-йоркере». Тебе-то забыть легко, не ты ходил по магазинам иоплачивал счета. А тогда твои гонорары пришлись как нельзя кстати.

— А-а. Очерки из так называемого цикла «Сердце Америки».Точно. Я не забыл их, Терри. Просто выбросил из памяти. Они даже не изданыотдельной книгой.

— Потому что ты не разрешил их издать, — уколола его Терри.— Поскольку, по твоему разумению, они не соответствовали тому бессмертномуоблику, какой должен остаться в памяти потомков.

Джонни предпочел промолчать. Иной раз он просто ненавидел еепамять. Сама-то она писать не умела, ее опусы на семинарах, где они ипознакомились, не следовало показывать даже преподавателю, если она что иопубликовала, так это письма к редактору, но вот помнила Терри все, домельчайших подробностей. Тут уж с ней мало кто мог сравниться.

— Ты меня слушаешь, Джонни?

— Слушаю.

— Я безошибочно угадываю, когда тебе не нравится то, что яговорю, так как только в этих случаях ты замолкаешь. Становишься очень ужзадумчивым.

— Я тебя слушаю. — И он вновь замолчал, надеясь, что Террипеременит тему. Но она, естественно, не переменила.

— Ты написал три или четыре очерка, потому что кто-топопросил тебя об этом. Не помню, кто…

Чудо, подумал Джонни. Терри чего-то не помнит.

— …И я думала, ты на этом и остановишься, но началипоступать просьбы от других издателей. Меня это не удивило. Ты писал отличныеочерки.

Все это время Джонни молчал, стараясь вспомнить,действительно ли они были так хороши. На все сто процентов доверять Терри ввопросах творчества он не мог, но ее мнение не следовало и отметать. Какбеллетрист она не поднималась выше уровня «Проснувшись на рассвете, я увиделптичку, и мое сердце радостно забилось», но вот критиком Терри была серьезным, способнымвоспринять не только букву, но и дух написанного. Именно это противоречие, еежелание писать прозу и ее способность к точному критическому анализу, сталоодной из причин, привлекших к ней его внимание (основная, однако, заключалась вдругом: в те годы Терри, пожалуй, вполне могла бы претендовать на титул «МиссБюст Америки»).

А вот из всего цикла очерков по прошествии стольких лет онмог вспомнить только один — «Смерть во второй смене». Об отце и сыне,работавших на сталеплавильном заводе в Питсбурге. У отца случился сердечныйприступ, и он умер на руках у сына на третий день четырехдневной командировкиДжонни Маринвилла на этот завод. Сначала-то он хотел писать о сталелитейномпроизводстве, но разом отказался от своего первоначального замысла и написалсентиментальный очерк, ни единым словом не погрешив против истины. Труд его неостался незамеченным. Редактор, который готовил материал для публикации в«Лайф», шесть недель спустя прислал Джонни письмо, в котором сообщил, что почислу откликов очерк «Смерть во второй смене» занял почетное четвертое место завсе время существования журнала.