– Гордон бросает… и…

Болельщики подсказали ей результат своим радостным ревом.

– Третий страйк! – Джо кричал в микрофон. – О Боже, онсделал крученый бросок при трех к двум и застал Строуберри врасплох. «Ред сокс»выигрывают пять – четыре у «Нью-йоркских янкиз», а Том Гордон спасаетвосемнадцатую игру. – Тут его голос вернулся к нормальному уровню. – Игроки«Ред сокс» сбегаются к кругу питчера, первым спешит Мо Вогн, но, прежде чем онобнимает Гордона, тот успевает отсалютовать победе тем самым жестом, которыйтак полюбился болельщикам «Бостон Ред сокс». И к которому они уже привыкли,потому что видят его все чаще и чаще.

Из глаз Триши брызнули слезы. Она выключила плейер и простосидела на влажной земле, привалившись спиной к стволу упавшего дерева, широкораскинув ноги, прикрытые сверху лохмотьями синего пластикового пончо. Плакалаона, пожалуй, даже сильнее, чем в тот раз, когда впервые осознала, чтозаблудилась, да только теперь это были слезы радости. Она заблудилась, но еенайдут. Том Гордон спас игру, следовательно, спасут и ее.

Все еще плача, она сняла пончо, расстелила на земле у самогоствола, частично даже под ним. Улеглась на пончо. Проделывала она все этоавтоматически. Потому что мысленно еще находилась на стадионе в Фенуэй-парк.Видела, как Мо Вогн бежит к кругу питчера, чтобы поздравить Тома Гордона. Какего примеру следуют Номар Гарчапарра, Джон Валентин, Марк Лемке. Но, прежде чемони подбегают к своему питчеру, Гордон салютует победе: вскидывает руку вверх.С нацеленным в небо указательным пальцем.

Триша убрала «Уокмен» и, прежде чем улечься, на мгновениевскинула руку вверх, совсем как Гордон, с нацеленным в небо указательнымпальцем.

От этого жеста ей и полегчало, и поплохело. Полегчало,потому что движение это, без всяких слов, заменяло молитву. Поплохело, потомучто особенно остро почувствовала свое одиночество. Жест а-ля Том Гордон спредельной ясностью показал ей, что она заблудилась. Голоса, которыевыплескивались из наушников «Уокмена» и наполняли ее голову, теперь обернулисьголосами призраков. По телу Триши пробежала дрожь. Не хотела она думать опризраках, особенно здесь, в темном лесу, у ствола упавшего дерева. Ейнедоставало матери. А еще больше ей хотелось быть с отцом. Ее отец смог бывызволить ее отсюда, он взял бы ее за руку и вывел к людям. А если бы онаустала и не смогла идти дальше, то взял бы ее на руки и понес. У него такиесильные мышцы. Когда она и Пит оставались у него на уик-энд, в субботу вечеромон брал ее на руки и относил в маленькую спальню. Относил даже теперь, хотя ейбыло уже девять (и для своего возраста девочкой она была крупной). Ей это оченьнравилось.

Триша призналась себе, вот уж воистину удивительно, что ейнедостает даже ее занудного, вечно всем недовольного брата.

Плача, всхлипывая, она заснула. Кровососы, кружащиеся втемноте, надвинулись на нее. А потом оккупировали открытые участки кожи иустроили пир, набросившись на ее кровь и пот.

Ветерок пролетел по лесу, шевельнул листьями, стряхиваяпоследние капли дождя. Потом на несколько секунд все затихло. Не все, конечно.Похрустывали сучки, падали капли. Мгновением позже захлопали крылья, неподалекувозмущенно каркнула ворона. Вновь лес затих. Спала и Триша, положив голову навытянутую руку.

Они сидели во дворе за маленьким домиком отца в Молдене,вдвоем, на раскладных, тронутых ржавчиной стульях, смотрели на траву, выросшуюбольше чем следует. Два гнома улыбались Трише поверх сорняков. Она плакала,потому что папик обошелся с ней грубо. Такого он раньше не позволял, всегдаобнимал ее, целовал в макушку, называл сладенькая, а тут обошелся грубо, и всепотому, что она не хотела откинуть обитую металлом крышку люка у кухонногоокна, спуститься на четыре ступеньки в подвал и принести банку пива изупаковки, которую он держал там, потому что любил холодное пиво. Она оченьрасстроилась, и слезы, должно быть, раздражали кожу, потому что зудело вселицо. Да и руки тоже.

– Дочка дуется, папка хмурится. – Отец наклонился к ней, онауловила запах его дыхания. Незачем ему пить пиво, он уже достаточно выпил, изорта пахло дрожжами и дохлой мышью. – Ну почему ты у меня такая трусишка?Неужели нет в тебе ни капельки смелости?

Слезы все капали, но ей очень уж хотелось показать отцу, чтосмелости у нее хоть отбавляй, во всяком случае, пара капель найдется. Поэтомуона поднялась со ржавого раскладного стула и направилась к еще более ржавойкрышке люка над лестницей в подвал. Все тело зудело, и не хотелось ей открыватьдверь в подвал, потому что за ней затаилось что-то ужасное. Все об этом знали,даже гномы, поставленные отцом на лужайке, головы которых едва виднелись ввысокой траве. Они предупреждали ее своими двусмысленными улыбками. Триша темне менее потянулась к ручке – и ахнула, потому что за спиной раздалсяизменившийся до неузнаваемости голос отца, который понукал ее, понукал,понукал, давай, мол, давай, дочка дуется, давай, сладенькая, давай, милая,сделай то, о чем тебя просят.

Она подняла крышку люка и увидела, что четырех ступеней,ведущих в подвал, нет. И лестницы нет. Потому что ее место заняло огромноеосиное гнездо. Сотни ос вылетали из черной дыры, напоминающей широко раскрытыйглаз человека, который умер изумленным, нет, не сотни, тысячи ос летели на нее,чтобы поразить ядовитыми жалами. Она поняла, что убежать времени нет, сейчасони накинутся на нее, ужалят одновременно и она умрет, а они будут ползать поней, заползать в глаза, заползать в рот, наполнять язык ядом, а потом поползутдальше, в горло…

Триша подумала, что она кричала, но, ударившись головой оствол лежащего на земле дерева, после чего на ее слипшиеся от пота волосыдождем посыпались кусочки коры и мха, услышала только слабенькое повизгивание.Горло словно перехватила чья-то железная рука, так что более громких звуковиздавать она не могла.

В первое мгновение она не соображала, что к чему, удивилась,отчего у нее такая жесткая кровать, задалась вопросом, обо что она моглаудариться головой… неужели во сне она забралась под кровать? И по ее кожеползли мурашки, ползли в прямом смысле. Все из-за сна, из которого ей толькочто удалось вырваться. О Боже, какой же ей приснился кошмар.

Триша вновь стукнулась головой и окончательно пришла в себя.Она не в своей кровати и даже не под кроватью. Она в лесу заблудилась. Онаспала под деревом, и по коже по-прежнему ползут мурашки. Только не мурашки это,вызванные страхом, а…

– Убирайтесь, убирайтесь, мерзавцы! – закричала Триша,замахала руками, и большинство мокрецов и комаров снялись с облюбованныхаэродромов и вновь образовали облако. Ощущение, что по коже ползут мурашки,исчезло. А вот нестерпимый зуд остался. Ос не было и в помине, но искусали еекапитально. Она спала, а ее кусали и кусали. Так что теперь зудело все тело. Ией хотелось попи́сать.