– Хватит, – прошептала девочка, возвращаясь к упавшемудереву. Поправила расстеленное под ним превратившееся в лохмотья пончо (пончоона теперь ненавидела; непонятно почему, но оно стало для Триши символом всехтех несчастий, что выпали на ее долю). – Прекрати. Пожалуйста.

Но ледяной голос не собирался прислушиваться к ее просьбе.Потому что ему еще было что сказать. Вот он и сказал.

Может, тебе не удастся просто умереть. Может, тебя убьетзверь, который бродит сейчас по лесу, и съест.

Триша схватилась рукой за торчащую из ствола сухую ветвь,нервно озираясь. С момента пробуждения она могла думать о том, что у неечешется все тело. Теперь ил успокоил зуд как от комариных, так и от осиныхукусов, и она вновь осознала, что с ней произошло: ночь, дремучий лес и она,одна-одинешенька.

– По крайней мере светит луна. – Триша оглядела полумесяцполянки. Вроде бы она стала меньше, словно деревья и кусты придвинулись кручью, пока она спала. Угрожающе придвинулись.

И от лунного света проку было не так уж и много, как ейпоначалу показалось. Действительно, на полянке он высвечивал каждую травинку.Но эта обманчивая яркость смешивала реальность с нереальностью. Тенистановились слишком уж черными, и когда ветер шевелил листвой, тени эти менялисвои очертания, вселяя тревогу.

В лесу что-то хрумкнуло, затихло, хрумкнуло вновь.

Где-то далеко ухнул филин.

Гораздо ближе треснула ветка.

Что там такое? Триша повернулась на звук треснувшей ветки.Сердце с ровного шага перешло на трусцу, потом на бег. Еще через несколькосекунд оно неслось во всю прыть, и Триша едва не сорвалась с места, поддавшисьпанике. Еще чуть-чуть, и она бежала бы, как олень от лесного пожара.

– Ничего страшного, ничего страшного. – Голос у нее сталнизкий и хрипловатый… очень похожий на голос матери, хотя Триша этого знать немогла. Не знала она и о том, что в номере мотеля, расположенного в тридцатимилях от упавшего дерева, рядом с которым стояла сейчас Триша, Куилла рывкомсела, вырвавшись из тревожного сна, в полной уверенности, что что-то ужасноеслучилось с ее заблудившейся в лесу дочерью. Случилось или должно вот-вотслучиться.

Ты услышала зверя, Триша, сообщил ледяной голос. Произнес онэти слова вроде бы с печалью, но сквозь нее проступала злоба. Он идет к тебе.Он уловил твой запах.

Лунный свет изменил очертания деревьев, превратил их вчерепа с проваленными глазницами. Звук двух ветвей, трущихся друг о друга,превратился в урчание чудовища. Триша медленно поворачивалась, пытаясь увидетьвсе и сразу, ее глаза круглыми белыми плошками выделялись на сером иле ручья.

Это необычный зверь, Триша. Зверь, который охотится назаблудившихся в лесу людей. Он позволяет им бродить по лесу, пока они ненапугаются до смерти, от страха человечина становится вкуснее, слаще, а потомприходит к ним. Ты его увидишь. Он покажется из-за деревьев с минуты на минуту.А увидев его морду, ты сойдешь с ума. Если бы кто-нибудь услышал тебя, они быподумали, что ты кричишь. Но на самом деле ты будешь смеяться, не так ли?Потому что именно так ведут себя безумцы в конце жизни – они смеются… исмеются… и смеются.

– Прекрати, нет тут зверя, нет в лесу такого зверя,прекрати!

Эти слова Триша прошептала очень быстро, не выпуская из рукисухой ветви, сжимая ее сильнее и сильнее, пока та не отломилась с громкимтреском. Словно выстрелил стартовый пистолет. От этого звука Триша ажподпрыгнула, вскрикнула, но и в значительной мере успокоилась. Она же знала,что это за звук. Ветка, обычная ветка, которую она сломала. Она может ломатьветки, она может определить, что реальное, а что – нет. Звуки всего – лишьзвуки. Тени всего – лишь тени. Она может бояться, она может слушать этотпредательский голос, если ей того хочется, но нет никакого зверя – необычногозверя – в лесу. Звери, конечно, есть, обычные лесные звери, и нет никакихсомнений в том, что они каждую секунду ведут борьбу за существование (не съешьты – съедят тебя), но нет…

Есть.

Голос не ошибся.

В тот самый момент, позабыв о тех мыслях, что только чтороились в голове, затаив дыхание, Триша окончательно и бесповоротно поняла: онане одна. Рядом кто-то есть. В голове ее не слышались голоса, но сработалакакая-то сигнальная система, о существовании которой она даже не подозревала,которая не была востребована в мире домов, телефонов и электричества, котораявключалась только в глухом лесу. Эта система не могла видеть, не могла думать,она только чувствовала. Вот она и почувствовала, что совсем рядом кто-то есть.

– Привет! – обратилась Триша к залитым лунным светомдеревьям. – Привет! Есть тут кто-нибудь?

В номере мотеля «Касл-Вью», который Куилла попросила ЛарриМакфарленда разделить с ней, Ларри, в пижаме, сидел на краю кровати, обнимая заплечи бывшую жену, одетую в самую тонкую из своих хлопчатобумажных ночныхрубашек. И хотя Ларри знал, что под рубашкой ничего нет, а в последний год рольсексуального партнера выполняла у него левая рука, страсть в нем не закипала(во всяком случае, не было желания тут же завалить жену на кровать). Ончувствовал, что Куилла дрожит всем телом.

– Ну что ты так разволновалась, – успокаивал он ее. – Этодурной сон, ничего больше. Кошмар, который тебя и разбудил.

– Нет. – Куилла так яростно замотала головой, что ее волосыотхлестали Ларри по щекам. – Она в беде, я это чувствую. Ей грозит смертельнаяопасность. – И она заплакала.

Триша не плакала. В тот момент. Так испугалась, что не моглаплакать. Кто-то наблюдал за ней. Кто?

– Привет! – вновь обратилась она к деревьям. Ответа непоследовало. Но наблюдающий не стоял на месте, двигался, огибая полянку, слеванаправо. И ее взгляд двигался следом. Она ничего не видела, но чувствовала,куда надо смотреть. Треснула веточка. Послышался тихий выдох… послышался ли?Может, то было дуновение ветерка?

Ты знаешь, что это не так, прошептал ледяной голос, и,разумеется, она знала.

– Не причиняй мне вреда, – попросила Триша, вот теперь у неена глазах выступили слезы. – Кто бы ты ни был, пожалуйста, не причиняй мневреда. Я же не пытаюсь причинить тебе боль, вот и ты не трогай меня. Я… я жееще ребенок.

Ноги стали ватными. Триша не упала, а осела на землю. Плача,дрожа от ужаса, она заползла под упавшее дерево, словно маленькое и беззащитноеживотное. Сама не осознавая, что делает, она продолжала молить о том, чтобы ейне причиняли вреда. Она схватила рюкзак и, как щитом, закрыла им лицо. Рыданиясотрясали все тело. А когда треснула еще одна ветка, уже ближе, она закричала.Зверь еще не вышел на полянку, но вплотную приблизился к ней.