И все-таки.., все-таки.., каким-то образом это спотыкающеесясущество способно танцевать рок-н-ролл, значит, оно не может быть таким ужплохим, верно? Мы встретились с чудовищем, и, как говорит Питер Страуб в своей“Истории с привидениями”, оказалось, что оно – это мы сами.

Ниже мы еще вернемся к чудовищности, и надеюсь, это будутболее глубокие умозаключения, чем те, что можно добыть из руды“Подростка-оборотня” и “Подростка-Франкенштейна”, но сейчас для меня было важнопоказать, что даже на простейшем уровне истории о Крюке добиваются многого,причем не рассчитывая на это. В них присутствует аллегория, и они позволяютпережить катарсис, но лишь потому, что создатель этих произведений – преждевсего агент нормы. Это справедливо в отношении физического ужаса, но крометого, как мы еще убедимся, справедливо и в отношении произведений болееартистического характера, хотя, обратившись к мистическим свойствам ужаса истраха, мы, разумеется, найдем куда более тревожные и поразительные ассоциации.Но чтобы достичь этой точки, мы должны, по крайней мере на время, отложитьфильмы и перейти к обсуждению трех романов, которые составляют основубольшинства современных произведений жанра ужасов.

1

Одна из самых распространенных тем в фантастике –бессмертие. “Бессмертное существо” – основной герой произведений от “Беовульфа”до рассказов По о Вальдемаре и искусственном сердце и далее до книг Лавкрафта(таких, например, как “Прохладный воздух”), Блетти и даже, спаси нас Господь,Джона Сола [45].

Три романа, о которых пойдет речь в этой главе, по-видимому,действительно постигли бессмертие, и невозможно достаточно полно и глубокоанализировать произведения ужасов 1950 – 1980 годов, не касаясь при этом их.Все три как бы выходят за круг признанной английской “классики”, и, возможно,не без причины. “История доктора Джекила и мистера Хайда” была написана влихорадочной спешке за три дня. Повесть привела жену Стивенсона в такой ужас,что тот бросил рукопись в камин.., а потом написал снова, и опять за три дня.“Дракула” – откровенная мелодрама, втиснутая в рамки эпистолярного романа, –форма, испускавшая предсмертные вздохи еще за двадцать лет до того, как УилкиКоллинз сочинял свои последние, полные тайн и напряжения романы.“Франкенштейн”, самый известный из трех, написан девятнадцатилетней девушкой, ихотя в художественном смысле он сильнее остальных двух, читают его меньшеостальных, да и автору уже никогда потом не удавалось писать так быстро, такхорошо, так успешно.., и так дерзко.

С точки зрения нелюбезного критика все три романа выглядяткак обычные популярные книжки своего времени, мало чем отличающиеся от других –“Монаха” М.Г. Льюиса, например, или “Армадейла” Коллинза – книг, забытых всеми,кроме исследователей готического романа. Время от времени они рекомендуют ихсвоим студентам; те берутся за них с большой осторожностью.., а затемпроглатывают залпом.

И все же эти три романа – нечто особенное. Они образуютфундамент того небоскреба книг и фильмов – этой готики двадцатого столетия,которая известна как “современный жанр ужасов”. Больше того, в центре каждогоиз них находится (или таится) чудовище, принадлежащее к той структуре, которуюБерт Хетлен [46] назвал “бассейном мифов”; в этот бассейн художественнойлитературы погружены мы все, даже те, кто не читает книг и не ходит в кино.Словно в колоде карт Таро, там есть яркие представители зла, его символы:Вампир, Оборотень и Безымянная Тварь.

Один из величайших романов о сверхъестественном, а именно“Поворот винта” (The Turn of the Screw), Генри Джеймса исключен из колоды Таро,хотя он сделал бы этот ряд полным, добавив в него наиболее известнуюсверхъестественную фигуру – Призрака. Я исключил этот роман по двум причинам:во-первых, потому что “Поворот винта”, несмотря на его элегантную стилистику ивыверенный психологизм, оказал очень слабое влияние на мейнстрим американскоймассовой культуры. В качестве архетипа скорее можно было бы взять Каспера,дружелюбное привидение. Во-вторых, Призрак – тот архетип, чья область бытования(в отличие от чудовища Франкенштейна, графа Дракулы и Эдварда Хайда) слишкомобширна, чтобы быть представленной одним-единственным романом, каким бы великимэтот роман ни был. Архетип Призрака – это в конечном счете океан литературы осверхъестественном, и хотя в свое время мы заведем о нем разговор, эта беседане будет ограничиваться одной книгой.

Все эти книги (и “Поворот винта” тоже) объединяет одно:каждая из них имеет дело с самыми глубинными основами ужаса, с тайнами, которыелучше не раскрывать, и словами, которые лучше не произносить. И все жеСтивенсон, Шелли и Стокер (а также Джеймс) обещают нам раскрыть эти тайны. Онидостигают этого с разной степенью воздействия и успеха.., но ни о ком нельзясказать, что он потерпел неудачу. Может быть, оттого эти романы и кажутся полнымижизни. Во всяком случае, они существуют, и, по-моему, нельзя написать такуюкнигу, как эта, не обратившись к ним. Это корни. Вы можете знать, а можете и незнать, что ваш дед любил вечером после ужина посидеть на веранде и выкуритьтрубку, но знать, что он эмигрировал из Польши в 1888 году, приехал в Нью-Йорки участвовал в строительстве подземки, вы просто обязаны. Кроме всего прочего,вы с другим чувством будете заходить в метро. Точно так же трудно понятьКристофера Ли в образе Дракулы, не зная, что написал о Дракуле рыжеволосыйирландец Абрахам Стокер.

Итак.., немного о корнях.

2

Даже по Библии не снято столько фильмов, как по“Франкенштейну”. Для примера можно назвать хотя бы “Франкенштейн”(Frankenstein), “Невеста Франкенштейна” (The Bride of Frankenstein),“Франкенштейн и человек-волк” (Frankenstein Meets the Wolf-Man), “Месть Франкенштейна”(The Revenge of Frankenstein), “Блекенштейн” (Blackenstein), “Франкенштейн1970” (Frankenstein 1970). В свете этого пересказывать сюжет представляетсяизлишним, но, как я уже говорил, “Франкенштейн” сейчас читают нечасто.Миллионам американцев известно это имя (хота, конечно, не так хорошо, как имяРональда Макдональда; вот уж поистине культовая фигура), но большинству даженевдомек, что Франкенштейн – это имя создателя чудовища, а не самого чудовища;и этот факт служит еще одним доказательством, что книга стала частьюамериканского бассейна мифов, а не чужда ему. Это все равно что сказать, будтоБилли Кид (знаменитый главарь банды из Калифорнии. О нем созданы десяткивестернов) на самом деле был неженкой из Нью-Йорка, носил котелок, болел сифилисоми, вероятно, большинство своих жертв убил выстрелом в спину. Людей интересуюттакие факты, но они инстинктивно чувствуют, что сейчас это не важно – есливообще было когда-то важно. Есть одна особенность, делающая искусство силой, скоторой приходится считаться даже тем, кто об искусстве не думает, – это тасистематичность, с какой миф поглощает правду.., и при этом не страдает ниотрыжкой, ни несварением желудка.