Пусть с этим разбираются англичане.

Итак, члены общества договорились, что каждый попытаетсянаписать новую историю о сверхъестественном. Именно у Мэри Шелли, чьепроизведение будет единственным, которое выдержит испытание временем, былинаибольшие трудности с его созданием. У нее вообще не было никаких замыслов, ипрошло несколько ночей, прежде чем воображение не снабдило ее кошмаром, вкотором “бледный подмастерье святотатственных искусств создал ужасный призракчеловека”. Эта сцена сотворения представлена в четвертой и пятой главах ее романа(из которой выше приводились цитаты).

Перси Биши Шелли написал фрагмент, озаглавленный “Убийцы”.Джордж Гордон Байрон – любопытную страшную историю “Погребение”. Но именноДжона Полидори, доброго доктора, иногда упоминают как возможный мостик к Брему Стокеруи “Дракуле”. Его рассказ впоследствии был расширен до романа и пользовалсябольшим успехом. А назывался он “Вампир”.

На самом деле роман Полидори достаточно плох.., и отличаетсяподозрительным сходством с “Погребением”, рассказом о призраках, написанным егонесравненно более талантливым пациентом лордом Байроном. Возможно, здесь пахнети плагиатом. Известно, что вскоре после короткой интерлюдии на берегахЖеневского озера Байрон и Полидори жестоко повздорили и дружба их закончилась.Можно предположить, что причиной разрыва послужило сходство между двумяпроизведениями. Полидори, которому в то время был двадцать один год, кончилплохо. Успех романа, в который он превратил свой рассказ, заставил его броситьврачебную практику и стать профессиональным писателем. Но его произведенияуспехом больше не пользовались; зато он преуспел в создании карточных долгов.Поняв, что его репутация безвозвратно загублена, он, как истый английскийджентльмен того времени, пустил себе пулю в лоб.

Появившийся на стыке столетий роман Стокера [Дракула” лишьотдаленно напоминает “Вампира” Полидори: тема узкая, и даже если исключитьпреднамеренные аллюзии, семейное сходство всегда будет присутствовать – номожно не сомневаться, что Стокер знал о романе Полидори. Прочитав “Дракулу”,невольно думаешь, что Стокер не оставил в этой области ни один каменьнеперевернутым. Таким ли уж сомнительным покажется предположение, что он прочелкнигу Полидори, тема его заинтересовала и он решил написать лучше? Мне кажется,что так оно и произошло, точно так же, как мне нравится думать, что Полидоризаимствовал основную идею у Байрона. В таком случае Байрон стал бы литературнымдедом легендарного графа, который как-то похвастал Джонатану Харкеру, чтопрогнал турок из Трансильвании.., а ведь сам Байрон умер, сражаясь вместе сгреками в восстании против турок, восемь лет спустя после встречи с Шелли иПолидори на берегу Женевского озера. Сам граф аплодировал бы такой смерти.

5

Все рассказы ужасов можно разделить на две группы: те, вкоторых ужас возникает в результате действия свободной и осознанной воли –сознательного решения творить зло, – и те, в которых ужас предопределен иприходит извне, подобно удару молнии. Наиболее классический пример рассказавторого типа – история Иова, который становится кем-то вроде болельщика накосмическом духовном суперкубке [56] команд Бога и Сатаны.

Психологические истории ужасов – те, что исследуюттерриторию человеческого сердца, – почти всегда вращаются вокруг концепциисвободной воли, “врожденного зла”; одним словом, чего-то такого,ответственность за что мы вправе возложить на Бога-Отца. Таков ВикторФранкенштейн, который создает живое существо из отдельных частей, чтобыудовлетворить собственное высокомерие и гордость, а затем усугубляет свой грех,отказываясь взять на себя ответственность за содеянное. Таков доктор Джекил,создавший мистера Хайда исключительно из викторианского лицемерия – он хочетпьянствовать и развлекаться, но при этом ни одна самая грязная уайтчепельскаяпроститутка не должна подозревать, что это доктор Джекил, в глазах всехподобный святому. Возможно, лучший из всех рассказов о внутреннем зле – это“Сердце-обличитель” (77;е Tell-Tale Heart) Эдгара По, в котором убийствосовершается из чистого зла и нет никаких смягчающих обстоятельств. Попредполагает, что его героя окрестят безумцем, потому что мы всегда считаемнемотивированное зло безумием – ради собственного здравомыслия.

Литературу ужасов, имеющую дело с внешним злом, часто бываеттрудно воспринимать серьезно; слишком уж она смахивает на замаскированныеприключенческие романы для подростков, в конце которых отвратительные чужаки изкосмоса непременно бывают побеждены; а то в самый последний момент КрасивыйМолодой Ученый находит решение.., как в “Начале конца” (Beginning of the End)Питер Грейвз изобретает акустическое ружье и с его помощью загоняет всехгигантских кузнечиков в озеро Мичиган.

И все же именно концепция внешнего зла обширнее и страшнее.Лавкрафт это понял, и оттого его рассказы о грандиозном, циклопическом злебывают столь впечатляющи – когда они хорошо написаны. Многие написаны неважно,но когда Лавкрафт бывал в ударе, как в “Ужасе Данвича” (The Dunwich Horror),“Крысах в стене” (The Rats in the Walls) и прежде всего – в “Сиянии извне” (TheColour Out of Space), его рассказы производят неизгладимое впечатление, а самыелучшие заставляют нас почувствовать бесконечность вселенной и существованиетайных сил, которые способны уничтожить все человечество, стоит им простохмыкнуть во сне. В конце концов, что такое мелкое внутреннее зло вроде атомнойбомбы по сравнению с Ньярлахотепом, Ползущим Хаосом или Шаб-Ниггуратом, Козломс Тысячью Молодых?

"Дракула” Брема Стокера представляется мне значительнымпроизведением потому, что гуманизирует концепцию внешнего зла; Лавкрафт никогдане позволял нам уловить ее таким знакомым способом и ощутить ее текстуру. Этоприключенческое произведение, но оно ни на мгновение не опускается до уровняЭдгара Раиса Берроуза или “Варни Вампира” (Varney the Vampire).

Этого эффекта Стокер достигает в основном благодаря тому,что почти на всем протяжении длинного романа держит зло вне повествования. Впервых четырех главах граф почти постоянно на сцене, он вступает в дуэль сДжонатаном Харкером, медленно теснит его к стене (“Потом будут поцелуи вамвсем”, – слышит, впадая в полуобморок, Харкер его слова, обращенные к тремстранным сестрам).., а затем исчезает почти на триста оставшихся страниц [57]. Этот один из наиболее замечательных и увлекательных приемов, обман зрения,в английской литературе редко кому удавался. Стокер создает своего страшногобессмертного монстра примерно так же, как ребенок – тень гигантского кролика настене, шевеля пальцами перед огнем.