Слова Карлотты привели меня в полное отчаяние. Напрасно яумолял ее успокоиться и выслушать меня, не упорствовать в своих убеждениях ипойти на разумный компромисс, ибо победить Лэшера не в ее силах. Напрасно напоминалей об интересах нашей огромной семьи. Все тайны, которые были ей открыты, она всвоей католической надменности попирала ногами, уповая лишь на молитвы и мессу.

Когда я поделился своими тревогами с Мэри-Бет, онапосоветовала мне не придавать особого значения угрозам Карлотты.

— Моя дочь всего лишь угрюмый и одинокийребенок, — сказала она. — И, увы, я не в состоянии любить ее. Как яни старалась, ничего не вышло. Вся моя любовь досталась Стелле. И Карлотта этознает. Знает, что изумруд перейдет не к ней. Она знала это всегда. И поэтомудуша ее полна ревности и ненависти.

— Но тебе не кажется, что эта девочка, несмотря на свойюный возраст, чрезвычайно хитра? В отличие от Стеллы. Я тоже люблю Стеллу всейдушой. Но должен признать, Карлотта намного умнее.

— Если это и так, исправить тут ничего нельзя, —пожала плечами Мэри-Бет. — Душа Карлотты закрыта для меня. И для Лэшератоже. Он вообще не стал бы терпеть ее присутствие в доме, если бы того нетребовали интересы семьи. Только ради блага всего семейства он позволит ей идальше оставаться в особняке, да и то при условии, что она будет вести себятихо и держаться в тени.

— Ты так полагаешь? Но мне трудно представить, какимобразом Карлотта может быть полезной семейству. Может, те ученые из Амстердаматоже служат нашим интересам? Здесь слишком много противоречий, которые я долженраспутать. Уверен, обладай дух силой, достаточной для того, чтобы уничтожитьэтот орден, он не стал бы мириться с происками его агентов.

— Напрасно ты загружаешь свою старую голову тревожнымидумами, милый мой Джулиен, — снисходительно улыбнулась Мэри-Бет. —Лучше бы ты побольше спал. К чему нам опасаться каких-то ученых из Амстердама?К чему страшиться соседских сплетен? Пусть все вокруг твердят, что наша семья —это гнездо ведьм. Мы в самом деле ведьмы, и в этом наша сила. Ты пытаешьсяобъяснить все происходящее с позиций здравого смысла. Увы, это невозможно.

— Ты ошибаешься, — покачал я головой. —Боюсь, все твои расчеты неверны.

Всякий раз, когда мне случалось заглянуть в невинные глазаСтеллы, я сознавал, что никогда не решусь взвалить на ее хрупкие плечи тот грузтайных знаний, который вынужден был нести сам. А наблюдая, как она играет смагическим изумрудом, я невольно содрогался.

Я показал Стелле книги с моими записками, сложенные подкроватью, и сообщил, что когда-нибудь ей придется все это прочитать. Рассказаля и о Таламаске, загадочном ордене ученых из Амстердама, и предупредил, чтоэтим людям известно о существовании духа и они могут представлять для нассерьезную опасность. С ними лучше не шутить, заметил я. Еще я научил Стеллу,каким способом можно отвлечь внимание духа и сбить его с толку. Описал еготщеславный и самолюбивый нрав. Короче говоря, я открыл ей то, что считалвозможным. Но далеко не все.

В этом и состоял весь ужас сложившегося положения. Помимоменя историю духа знала лишь Мэри-Бет. А в последнее время Мэри-Бет заметноизменилась. Она стала настоящей женщиной двадцатого столетия. Разумеется,онаучила Стеллу тому, чему считала нужным. Она даже разрешала ей играть скуклами, изображавшими ведьм нашего семейства, и подарила ей те, что былисделаны из кожи и костей моей матери и из останков Кэтрин.

Как-то раз, зайдя в комнату Стеллы, я увидел, что девочкасидит на кровати, скрестив розовые ножки, а на коленях у нее лежат обе этикуклы. Малышка увлеченно изображала разговор между ними.

— Это что еще за идиотские забавы! — возопил я, ноподоспевшая Мэри-Бет схватила меня за руку и увела прочь.

— Пойдем, Джулиен. Не надо ей мешать. Это вполнеподходящая игра для ведьмы. Пусть приобщится к древней традиции.

— Все это ерунда. Твои куклы не более чем кусочкикости.

Однако Мэри-Бет не желала прислушиваться к моим словам. Силаи власть теперь принадлежали ей. И она не считала нужным следовать советамстарика, доживавшего свои последние дни на этом свете.

Ночью, лежа в постели, я напрасно пытался прогнать прочьобраз маленькой девочки с этими бесполезными куклами в руках. Мысли о том, какотделить реальное от нереального и предостеречь Стеллу от возможных ошибок, недавали мне покоя. Легкомыслие Стеллы тревожило меня не меньше, чем несгибаемаясуровость Карлотты. Как бы то ни было, Карлотта предупредила сестру о грядущейопасности. И я сделал то же самое. Однако Стелла не вняла ни одному изпредостережений.

В конце концов, совершенно измученный, я провалился вглубокий, тяжелый сон и вновь увидел Доннелейт и собор.

Утром меня ожидало весьма неприятное открытие. Однако сделаля его не сразу.

Стряхнув с себя остатки сна, я выпил чашку шоколада и потомнемного почитал в постели. Если мне не изменяет память, в то утро в руках уменя оказался Шекспир. Да, именно Шекспир, ибо один из моих сыновей незадолгодо этого упрекнул меня в том, что я за всю жизнь не удосужился прочесть «Бурю»,одну из самых замечательных пьес великого драматурга. С наслаждением прочитавнесколько страниц, я нашел, что это произведение столь же глубоко, как итрагедии великого автора, хотя обладает иным ритмом и правилами построениядействия. Затем настало время браться за перо.

Опустившись на колени, я потянулся за своими книгами,которые, как вы помните, хранил под кроватью. И только тогда обнаружил, что ониисчезли. Под кроватью не осталось ни одной.

В то же мгновение я с ужасом понял, что записи мои утраченынавсегда. Никто из домочадцев не осмелился бы на подобный поступок. За однимлишь исключением. Только Мэри-Бет могла ночью пробраться в мою комнату ипохитить книги. А если мои записи взяла Мэри-Бет, значит, их больше несуществует.

Не чуя под собой ног, я бросился вниз по лестнице. Добежавдо стеклянных дверей, входивших в сад, я так запыхался, что у меня закололо вбоку и закружилась голова. Пришлось опуститься на ближайший стул и позвать напомощь слуг.

Лэшер опередил их. Я ощутил его мягкие, нежные объятия.

— Не волнуйся, Джулиен, — раздался его тихийголос. — Я всегда был добр к тебе и останусь таким впредь.

Сквозь стеклянные двери я видел костер, полыхавший в дальнемконце двора, и Мэри-Бет, которая швыряла в огонь одну драгоценную книгу задругой.

— Останови ее, — прошептал я одними губами.Казалось, воздух более не проникает в мои легкие. Лэшер оставался невидимым,однако я чувствовал, как он окружает меня со всех сторон, поддерживает, недавая упасть со стула.