Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она была всегда предметом моих стремлений, и именно ради нее я хочу обратиться с этими последними словами к Вашему Величеству. Италия требует, чтобы Франция не выступала против нее, она требует, чтобы Франция не позволяла Германии поддерживать Австрию в борьбе, которая скоро, может быть, завяжется. Вот это и могли бы сделать Ваше Величество, если бы этого захотели.
Таким образом, от Вашей воли зависит благополучие или несчастие моего отечества, жизнь или смерть нации, кому Европа в большой мере обязана своей цивилизацией.
Такова просьба, какую я из моей темницы осмеливаюсь адресовать Вашему Величеству, все же питая надежду, что мой слабый голос будет услышан. Я заклинаю Ваше Величество вернуть Италии независимость, которую ее сыны утратили в 1849 году по вине французов. Пусть припомнит Ваше Величество, что итальянцы, в числе которых был и мой отец, с радостью пролили свою кровь за Наполеона Великого; они делали это всюду, куда бы он их ни повел. Пусть вспомнит Ваше Величество, что они были ему верны вплоть до самого его падения. Пусть Ваше Величество подумает о том, что до тех пор, пока Италия не будет свободной, спокойствие Европы и Вашего Величества будет весьма призрачным. Пусть Ваше Величество не отвергнет последней воли патриота, уже стоящего на ступеньках эшафота, пусть освободит мою родину, и благословения 25 миллионов граждан будут следовать за ним и за его потомством.
25 февраля начался судебный процесс по делу Орсини, Пьери, Гомеса и Рудио. Защитником обвиняемых выступил известный адвокат и политик Жюль Фавр. Орсини не просил прощения и брал всю вину на себя. Фавр, который был противником терроризма в любой его форме, просил у суда понимания высоких моральных качеств и мотивов своих подзащитных, особенно Орсини. Фавр отличался блестящим красноречием и обладал даром убеждения. Ему приходилось участвовать в судебных процессах с политическим подтекстом. Он понимал, как нужно выстроить линию защиты, и, может быть, по его совету Орсини и написал свое знаменитое письмо императору[1456].
В первый же день суда Фавр с разрешения Наполеона III зачитал обращение Орсини. Оно произвело сильнейшее впечатление на публику, заполнившую зал. Более того, письмо Орсини было опубликовано в официальном издании Le Moniteur и вскоре разошлось в иностранной прессе[1457]. Взволнованный австрийский посол Хюбнер высказал протест французским властям по факту официального обнародования письма Орсини, как недружественного акта против Австрийской империи[1458].
Публичное обнародование фактов из жизни Орсини, его стойкость и убежденность, подкрепленные откровенным письмом, сделали свое дело: общественное мнение во Франции прониклось чувством сострадания к разделенной Италии и ее патриотам. «Зловещая» фигура Орсини все больше приобретала черты мужественного и стойкого человека, жертвовавшего собой ради великой цели освобождения родины. В это время в Париж приехала жена Орсини с двумя маленькими детьми и умоляла императора и императрицу помиловать мужа.
Учитывая все обстоятельства, Наполеон III и Евгения посчитали возможным не выносить смертный приговор заговорщикам. Более того, император высказал пожелание лично посетить Орсини[1459]. Члены правительства пришли в ужас от этих намерений императорской четы. Они убеждали, что посещение тюрьмы станет показателем слабости власти, а замена смертной казни на любое другое наказание — неправильный шаг, поскольку погибло и пострадало множество невинных людей. Тот же Пьянори был отправлен на гильотину, хотя никого не убил и не ранил[1460].
В конечном итоге после долгих размышлений было принято решение, что смертный приговор будет вынесен Орсини и Пьери, а Гомес и Рудио получат пожизненный тюремный срок. Вердикт суда был следующим: Орсини, Пьери и Рудио приговаривались к смерти, а Гомес — к пожизненному заключению. Впоследствии смертная казнь Рудио была заменена на пожизненное заключение.
За несколько часов до приведения решения суда в исполнение Наполеон III получил еще одно послание от Орсини, в котором осужденный благодарил императора за разрешение опубликовать первое письмо, тем самым показывая, «насколько добрые пожелания, высказанные в пользу моей родины, находят отклик в Вашем сердце; для меня, умирающего, стало немалым утешением видеть, насколько Ваше Величество проникнуто истинно итальянскими чувствами». Кроме того, итальянец признавался, что «убийство, под каким бы предлогом оно ни совершалось, не принадлежит к числу моих принципов, хотя под влиянием рокового заблуждения я и пошел на организацию покушения 14 января». В этой связи террорист твердо заявил, что умирает с «достоинством и спокойствием», но вместе с тем не хочет, чтобы «пятно какой-либо низости очернило память обо мне». «Что касается жертв 14 января, — завершал свое послание Орсини, — я им преподношу мою кровь, как возмездие, и прошу итальянцев в тот день, когда они станут свободными, вознаградить всех тех, кто пострадал от моей ошибки»[1461].
13 марта 1858 года Орсини и Пьери сделали свои последние шаги к эшафоту в тюрьме Ля-Рокетт, недалеко от площади Бастилии[1462]. Их последними словами стали «Да здравствует Италия! Да здравствует Франция!»[1463]. В этот момент небо над Парижем было затянуто тяжелыми облаками, и мокрый снег густыми хлопьями ложился на землю. Императрица Евгения собрала игрушки маленького «принца Лулу» и переслала их детям обезглавленного Орсини.
Взрывы 14 января 1858 года на улице Лепелетье гулким эхом прокатились по Европе. Последствия покушения на Наполеона III и императрицу Евгению быстро стали сказываться на международных отношениях и внутренних делах некоторых стран. Во Франции поднялась мощная антибританская кампания. На главу государства следовали одно покушение за другим. Нити бесконечных заговоров тянулись через Ла-Манш. В Англии укрывались бесчисленные террористы, они там свободно вели антифранцузскую пропаганду, готовили покушения, закупали оружие и бомбы. Этому необходимо было положить конец.
