тогда восударь-от да Илья Муромець:

«Ай кого же мы пошлём ехать по святой Руси,

Розьнести ёрлыки эти скорописьчяты?

95 Ай послать, не послать Михайлушка Данилова:

У Михайлушка лошадь-та ведь малёшенька,

Да малёшенька лошадь да удалёшенька».

Ишше при́звали Михайлушка тогды Данилова,

Ишше сами говорили ёму таково слово:

100 «Уж ты вой еси, Михайлушко да Даниловичь!

Уж ты сьезди, ты Михайлушко, по святой Руси,

Розьвези-тко ёрлыки эти да скорописьчяты,

Созови-тко-се дружинушку да хоробрую

Да тому жо де ко князю на почёсной пир,

105 К восударю и де к Ильи Муромцю,[363]

Да на грозноё зови на Камськоё побоишшо».

Ище в те́ поры Михайлушко не ослышилсэ;

Лёкко, скоро сам он скачет на добра́ коня,

Ай поехал де Михайлушко по святой Руси,

110 Ай крычал-то он, зычал тогды зысьним голосом,

Да во всю жа богатырьску буйну́ да головушку:

«Добро жаловать, дружинушка вы хоробрая,

Ай ко князю ко Владимеру на почесен пир,

К восударю ко Ильи, братцы, вы как на́ помочь

115 Ай на гро́зно де на Камськоё сильнё побоишшо!»

Да приехал де Михайлушко тогды Даниловиць,

Ай приехал де Михайло-то в красён Киев-град;

Он обьездил вьсю-ту землю Святоруськую,

А приехал де Михайлушко на тре́тей день,

120 Ишше тре́тьёго дьня да полу́ же дня.

Говорил тогды Владимёр стольнёй-киевской:

«Уж ты вой еси, Добрынюшка да Микитиць!

Ты скачи-тко-се ты скоро жо на добра́ коня,

Поежжай-ко-се, Добрынюшка, во чисто́ полё,

125 Сосьситай-ко-се да орду-силу неверную,

Привези-тко-се ты сметушку в красён Киев-град».

Ишше в те́ поры Добрынюшка не ослышилсэ,

Лёкко, скоро скакал тогды на добра́ коня,

Ай поехал де Добрынюшка во чисто́ полё;

130 Ён смотрит на орду-силу да неверную,

Ишше сам буйной головушкой да покациват.[364]

А не мог сосьцитать орды да неверныя;

Да приехал де Добрынюшка в красён Киев-град,

Он привёз — не привёз сметы в красён Киев-град;

135 Ишше сам он говорил тогды таково слово:

«Уж ты вой еси, Владимёр стольнёй-киевськой!

Ишше надобно бумаг, чернил три воза,

Ай описывать орда надо три года:

Да как этой орды-силы да неверьныя

140 Ише ясному соколу будё не о́блететь

Да во весь день-от как ведь вёшныя,

Ишше серому-ту волку будё не о́брыскать

Ай во вьсю-ту ноченьку в осённую».

Ише съехалась дружинушка-та хоробрая,

145 Ай дружинушка сьехалось ра́вно тридцеть душ,

Ишше тридцеть-то было без единого,

Сам тридцатой восударь был Илья Муромець.

Да живёт эта дружинушка да по перьвой день,

Ишше пьё эта дружинушка она по вто́рой день,

150 Ишше пьют они бога́тыри да по тре́тей день.

Говорили тогды князи-ти, ду́мныя бо́яра:

«Уж ты вой еси, Владимёр стольнёй-киевской!

Ише пьё у тя Илейка, проклаждаитце,

Ише ратным он делом не заботитце, —

155 Ише хочё изминить у нас да во Киеви».

Говорил тогда Владимёр-от стольнёй-киевськой:

«Уж ты вой есь, восударь да Илья у мня Муромець!

Ише пьёшь у мня во Киеви, забавляисьсе,

Ише ратным делом не заботисьсе, —

160 Верно, хочёшь изминить у мня ты во Киеви?»

Говорил жа восударь тогды Илья Муромець:

«Уж ты вой еси, Владимёр стольнёй-киевськой!

Ишше не́жаль мне тебя, князя, со кнегиною,

Ишше не́жаль мне бояринов да брюши́ников;

165 Только жаль мне-ка во Киеви Божьи́х церквей,

Только жаль мне-ка во Киёви-то бедных вдов».

Ишше стал тогды Иле́юшка собиратисе,

Ишше стал тогда з дружинушкой собрунятисе,[365]

Отправляитьце Илеюшка во цисто́ полё;

170 Ай берёт он сороковочку зелена́ вина,

Ишше пива-та берёт ведь он другу́ бочку,

Ишше третью-то ме́ду сладкого.

Ишше выехали они во чисто́ полё,

Розоставили шетры они белополо́тьняны;

175 Ише пьют во шетрах они по перьвой день,

Ише пьют во шетрах они да по вто́рой день,

Забавляютьце они, пьют сами да по третей день.

Говорили тогды князи, думныя бо́яра:

«Уж ты вой еси, Владимёр стольнёй-киевськой!

180 Ише пьё у тя Илейка-та по перьвой день,

Ише пьё у тя Илейка-та да по вто́рой день,

Ише пьё у тя Илейка и по третей день;

Сам ратным он делом не заботитце, —

Верно, хочё изминить у нас под Киевом».

185 Говорил тогды Владимёр стольнёй-киевской:

«Уж ты вой еси, Олёшенька, ты Поповиць сын!

Поезжай-ко-се ты, Олёша, ты во чисто́ полё,

Ай скажи-тко ты восударю ты Ильи Муромцу:

Ишше што он во шатрах пьёт, забавляитце,

190 Ишше ратным он делом не заботитце, —

Верно, хочё изминить у нас под Киевом?»

Ишше в те поры Олёша не ослышалсэ,

Лёкко, скоро скакал тогды на добра́ коня,

Да приехал-то Олёша-то ко белы́м шатрам,

195 Ише сам он говорил тогды таково слово:

«Уж ты вой есь, восударь да Илья Муромець!

Ише пьёшь ты во чисто́м поли, проклаждаишьсе,

Сам ты ратным ты делом не зоботисьсе, —

Верно, хочёшь изминить, верно, под Киёвым».

200 Говорил де восударь тогды Илья Муромець:

«Мне-ка не́жаль мне вора князя Владимёра,

И как не́жаль мне бледи Опраксеи Королевишны,

Ишше нежаль мне князе́нов, бояр брюшинников;

Только жаль мне Божьи́х церквей, бедных вдов.

205 Ай на ком ета заботушка на ком поло́жона,

Ише тем ето дело будё созла́жоно».

Говорил же восударь тогды Илья Муромець:

«Уж вы вой еси, дружинушка да хоробрая!

Уж я стану вам топеречи што да наказывать,

210 Уж я стану вам топеречи вам наговаривать;

Да сысполните моё вы приказаньицо;

Я поеду я топере в силу-орду неверьную,

Да сысполните моё вьсё приказаньицё:

Засьвистит моя когды сабьля вострая,

215 Зазьвенит когда моя кольчуга да серебьряна,

Заревут когды поганыя да татаровя,

Вы скачите тогда-кось на добры́х коней,

Поежжайте-тко в силу-орду неверьную,

Ай рубите-тко всё старого и малого,

220 Не оставлейте единого на се́мяна».

Лёкко,