- Какого хрена вы там делаете? - вопросил один изспецназовцев, направляя на нас ствол.

- Свою работу, - сказала я, приставляя острие ножа подребрами.

Спецназовец поднес приклад к плечу.

- Отойдите от тела, пока капитан не разрешил!

- Олаф, - позвала я, не отводя клинок от тела.

- Да?

- Если он будет стрелять, убей его.

- С удовольствием.

Огромный Олаф повернулся к полисмену, и что-то было в этомвзгляде, от чего вооруженный до зубов человек подался назад.

Упомянутый капитан произнес:

- Рейнольдс, оставь. Она истребитель вампиров, пусть делаетсвою работу.

Я проткнула кожу, ввела лезвие в грудную клетку и вырезаладыру. Туда я просунула руку, там было тесно, мокро, скользко, и понадобилисьдве руки, чтобы вытащить сердце - одной отрезать его от окружающих тканей,другой тащить. Когда я вынула его из груди, руки у меня были по локоть в крови.

Рамирес и Бернардо глядели на меня оба примерно с одинаковымвыражением лица. Вряд ли кто-то из них в ближайшее время захочет назначить мнесвидание. Они всегда будут помнить, как я вырезала сердце из груди мертвеца, иэто воспоминание отравит все остальные. Насчет Бернардо мне было плевать, а отвыражения глаз Рамиреса мне стало больно.

Чья-то рука коснулась сердца. Я сначала посмотрела на руку,потом подняла глаза и встретила взгляд Олафа. Он не испытывал отвращения. Онпоглаживал сердце, и руки его задевали мои. Я отодвинулась, и мы переглянулисьповерх тела, которое только что разделали. Нет, Олаф не испытывал отвращения.Чистая тьма стояла в его глазах, та, что заполняет глаза мужчины лишь в самыхинтимных ситуациях. Он поднял отрезанную голову за волосы, держа почти так, какесли бы хотел поцеловать. И тут я поняла, что держит он ее над сердцем.

Мне пришлось отвернуться от того, что я увидела в его лице.

- Есть у кого-нибудь пакет, в котором это можно вынести?

В конце концов нашелся пустой пакет от оборудования, и яспустила туда сердце. Пакет, сказал мне полисмен, я могу оставить себе. Ему онуже не нужен.

Олафу никто пакета не предложил, а он и не спрашивал.

Мои пистолеты отыскались в ящике с остальным оружием, хотякобуры пропали. В этой поездке мне никак не удается сохранять кобуры. Но сейчася засунула пистолеты за пояс джинсов. Ножей в сундуке не было. Рамирес личноотвез меня в крематорий, и я приглядела, чтобы сердце и голова были сожженыотдельно. Когда мне выдали два небольших контейнера пепла, уже почти наступилрассвет. Я заснула в машине рядом с Рамиресом, иначе ему пришлось бы выдержатьмои возражения насчет моей поездки в больницу, но он настаивал, чтобы меняосмотрели врачи. Как ни поразительно, но почти ни один порез не был такимглубоким, чтобы понадобились швы. Даже новых шрамов не ожидалось. Просто чудо.

Один из федералов одолжил мне куртку с надписью"ФБР", чтобы прикрыть мое почти голое тело. Несколько патрульных ипочти все сотрудники больницы приняли меня за федерального агента. Я всеобъясняла, что они ошибаются, пока не доперла, что врач в приемном отделениисчитает это признаком сотрясения - дескать, я забыла, кто я. Чем больше яспорила, тем серьезнее он на меня смотрел. Наконец он назначил снимки черепа, ия не смогла его отговорить.

Когда я уже сидела в кресле на колесиках, ожидая, чтобы меняповезли на рентген, ко мне подошел Бернардо. Потрогав куртку, он сказал:

- Растешь на работе.

- Вот сейчас меня повезут на рентген, смотреть, наскольковыросла.

- А что с тобой?

- Просто перестраховываются.

- Я сейчас ходил навещать наших инвалидов.

- Олаф сказал, что Эдуард будет жить.

- Будет.

- А дети?

- Питер в норме. Бекки положили в палату, у нее гипс долоктя.

Я посмотрела на его гипс, грязно-коричневый.

- Эта штука провоняет от крови.

- Док хочет наложить мне новый гипс, но сначала я хотелпроверить, как там все наши.

- А где Олаф?

Бернардо пожал плечами:

- Не знаю. Он исчез, как только все монстры были мертвы иРамирес посадил тебя в машину. Думаю, залез обратно под тот камень, откудаЭдуард его выковырял.

Я было кивнула, но потом вспомнила слова Эдуарда.

- Эдуард мне говорил, что ты не можешь найти себе женщину,потому что он запретил это Олафу. Так?

- Да, но работа кончена, детка. Я сейчас в ближайшийоткрытый бар.

Я посмотрела на него и кивнула:

- Может быть, Олаф сейчас именно там.

Он наморщил брови:

- Олаф? В баре?

- Нет. Он свой огонь заливает по-своему.

Мы переглянулись, и ужас вдруг выступил на лице Бернардо.

- Боже мой! Он сейчас кого-то убивает.

Я покачала головой:

- Если он случайно выбрал жертву, то его не найти, но еслион выбирал не случайно?

- Ты о чем?

- Помнишь, как он смотрел на профессора Даллас?

Бернардо уставился на меня:

- Ты же не думаешь... То есть он же не... а, черт!

Я встала с кресла и сказала:

- Надо сказать Рамиресу, что мы думаем.

- Ты же не знаешь, что он там. Не знаешь, что он что-топлохое делает.

- А ты веришь, что он просто поехал домой? - спросила я.

Бернардо задумался на секунду, потом покачал головой.

- И я не верю, - сказала я.

- Он тебе жизнь спас, - напомнил Бернардо.

- Я это знаю. - Мы шли к лифту.

Двери лифта открылись, и там стоял лейтенант Маркс.

- И куда это вы на фиг собрались?

- Маркс, я боюсь, профессору Даллас грозит опасность.

Я шагнула в лифт, Бернардо следом.

- И что, ведьма, я должен верить любым твоим словам?

- Можете меня ненавидеть, но не дайте ей погибнуть.

- Ваш любимый агент ФБР не взял меня в большой рейд.

Я не очень поняла, что он имеет в виду, но отлично понялакого.

- Я не знаю, что сделал или чего не сделал Брэдли, но сутьне в этом.

- Для меня суть в этом.

- Вы не слышали, что Даллас в опасности? Это до вас недошло? - спросила я.