сводило рёбра. А иногда, всего пару раз, Калерлея позволила себе тихо поплакать. Она чувствовала в эти моменты, как напрягался под ней Идан, как заходилось его сердце, но он ни разу не дал понять, что не спит.

И Калерлея была благодарна ему за это.

Из мыслей женщину вырвало появление часового. Прямо из зарослей выполз длинный наг. Именно длинный. Длинным был не только яркий пятнистый хвост, но и туловище, отчего складывалось впечатление, что у змеелюда на пару-тройку рёбер больше, чем у его северных собратьев. Худое скуластое лицо, пронзительные неприветливые глаза и тонкие губы совершенно не красили мужчину. Он ещё был жутко бледен – хотя в таком-то климате ему полагалось быть золотисто-коричневым – и рыжеволос. Его внешность больше отталкивала, но в то же время притягивала взгляд. Было в ней что-то мистическое, потустороннее, и Калерлею накрыло ощущение, что они оказались в другом мире. Мире богов, духов или кого-то там ещё.

Наг смерил мрачным взглядом Идана и кивком головы позвал за собой, под полог зелени.

Там пряталась небольшая дверца, в которую наг прополз, согнувшись пополам, а Идану пришлось пригнуть голову. Пройдя внутрь, за стену, Калерлея невольно отступила за спины мужчин. Ощущение, что она оказалась в другом мире, усилилось.

Среди пышной зелени буйно разросшегося сада вытянулся обширный дом. Он расползался в разные стороны, но в высоту поднимался не более чем на два яруса. Песчано-красная, почти рыжая черепичная крыша изгибалась волной. С одной стороны её край поднимался вверх и заворачивался вовнутрь, а с другой опускался вниз и расплёскивался россыпью блестящих в солнечных лучах фонарей. От парадного входа к воротам террасами опускались широкие покатые ступени, по ним перетекали и перебегали ручьи. Вода была везде. Справа лестницу огибала мощёная дорожка, по обе стороны которой зеркально блестел пруд, украшенный широкими листами и ярко-розовыми цветами лотосов.

Их провожатый направился по дорожке. Она разветвлялась-разбегалась по поверхности пруда в разные стороны, уходя к дому и прячась в непроглядной тени сада. Когда впереди показалась широкая каменная терраса под черепичной крышей, вдоль дорожки через каждые две сажени стали появляться часовые. Длинные, жутковатого вида наги встречали гостей проникновенными и неприветливыми взглядами. Большинство из мужчин были рыжеволосы, в расцветке хвостов преобладали красные, оранжевые и жёлтые цвета. Яркость била по глазам и кричала об опасности. Уже по чешуе можно было прочесть, что все эти змеелюды ужасно ядовиты.

Ближе к террасе часовые уже были не столь мрачны, но и от них гостям дружелюбия не перепало. Только вот они лишь один раз смотрели на них – правда, смотрели довольно пристально, – а затем переводили взгляды в сторону. Идан проследил за их взорами и замер, увидел маленькую смугленькую девочку. Она сидела на корточках и, водя палочкой по камням дорожки, что-то лопотала по-наагатински сидящему рядом с ней нагу, одному из часовых. Тот слушал её с превеликим вниманием, и на его лице был написан искренний интерес. В груди Идан вскинулась и заворочалась тяжёлая отцовская ревность.

Каждый раз, когда он вырывался и прилетал повидать дочь, было одно и то же. Когда девочка оказывалась в поле зрения змеелюдов, они полностью переводили внимание на неё и смотрели как загипнотизированные. Тонкие губы кривили лёгкие улыбки, а в глазах появлялось что-то такое мечтательное, труднообъяснимое. Если девочка падала на чей-то хвост, останавливалась рядом с каким-то нагом или ей приходил на помощь кто-то из часовых, то змеелюд оказывался в полной её власти. И никто не пытался вырваться. Провести время с ребёнком, когда он сам выбрал тебя или удачное стечение обстоятельств свело вас, было правом.

Идан всегда считал нагов с юга Шаашидаша грозными и опасными противниками, дикими и необузданными. На их территории существовали свои законы, и для чужаков они были неласковы. Рядом с малышкой их дикость особенно бросалась в глаза. Будто подранный в схватках тигр-людоед сидел рядом мягколапым котёнком, следил, как тот с задранным хвостом гоняется за жуками, и с величайшей милостью сносил мелкое шкодничество. Рядом с его дочерью – Идану не приходилось видеть здесь других детей – они выглядели так, будто им очень интересно всё, что она им говорила, показывала. Они с удовольствием и без всякого стеснения играли с ней, катали на своих плечах, хвостах.

Малышка была окружена вниманием со всех сторон. И именно это вызывало тревогу в сердце Идана. Уезжая, он напоминал себе, что наги никогда не позволят себе посмотреть на ребёнка как на женщину. Это запрещали их законы, традиции и инстинкты. Но кто мешает какому-то ушлому змеелюду провести ритуал единения жизней и потом просто дождаться, когда девочка войдёт в нужный возраст?

Порой разум брал вверх и Идан успокаивался. Нет, ни один наг не поступит так низко. Женщине по закону полагается выбор, а какой выбор может сделать маленькая девочка? Но потом он вновь вспоминал томительно-мечтательные взгляды, подрагивающие ноздри и славу южных нагов, за которыми закрепилась репутация нарушителей законов и традиций.

Калерлея так и замерла позади Идана, уставившись на кроху широко раскрытыми глазами. Мысли и чувства смешались, женщина сама не могла понять, что она чувствует, чего ей хочется. В груди нарастал стук сердца, ток крови загремел в ушах.

Крепкий смуглый ребёнок с плотными ножками и ручками, одетый в лёгкое светлое платьице. Босая, пяточки грязные, на подоле зеленеет свежее пятно. Волосы волнистые, очень тёмные. Девочка стояла боком, и Калерлея не могла рассмотреть её лицо. Видела только пухлую щёчку и длинные чёрные реснички.

Горло сдавил спазм, а язык присох к нёбу.

Идан не стал спешить к дочери, хотя волк внутри рвался к щенку. Очень хотелось вылизать хорошенькие ушки девочки. Почему-то к ним у Идана была особенная слабость.

Повернувшись к террасе, он слегка склонил голову, приветствуя лежащую там пару.

– Доброго дня, наагариш, наагаришея.

– Думал, прилетишь быстрее, – наагариш Гайраш расплылся в пугающей улыбке.

Он был длиннее любого из присутствовавших нагов. Белокожий, с длинными сочно-рыжими, почти оранжевыми волосами. Глаза такие же рыжие, лицо скуластое, хищное, губы тонкие и длинные. Красавцем назвать наагариша Гайраша было очень сложно, но так же сложно было оторвать от него взгляд. Очень уж своеобразная внешность.

А вот его жена, наагаришея Сина, была совершенно иной. Первые слова, которые приходили на ум, когда на смотришь на неё: «Какая же она славная». Дочь наагашейда Дейширолеша унаследовала от отца чёрный хвост и чёрные волосы. Но вот красивое лицо было нежным и мягким, а зелёные глаза напоминали отца только цветом. Больше всего наагаришея