была сестрой молодой русской великой княгини, брак которой с таким успехом организовал Фридрих. Ее мать, принцесса Шведтская, приходилась свояченицей брату Фридриха, Фердинанду, женатому на другой Шведтской принцессе, а также была дочерью сестры Фридриха, Софии, супруги маркграфа Шведта. Фридрих высоко ценил девушек из Вюртембергской семьи — своих внучатых племянниц. Отец Елизаветы Вильгельмины, Фридрих Евгений Вюртембергский, в отличие от брата был прусским генералом и являл, по словам Фридриха, чудеса храбрости в апреле 1757 года, сражаясь под знаменами Беверна, участвовал в битве под Кунерсдорфом, к тому же был протестантом и воспитал своих детей подобающим образом. Он являлся предполагаемым наследником старшего брата, герцога, после среднего, в случае если тот примет титул и будет править недолго. Правящий герцог Карл Евгений — католик, в первом браке женатый на племяннице Фридриха, дочери Вильгельмины. Брак закончился раздельным проживанием супругов, и герцог всецело увлекся своей maîtresse en titre(?) графиней фон Гогенхейм, на которой в 1780 году, после смерти жены, и женился. Во время войны он воевал против Пруссии.

Елизавете Вильгельмине, третьей дочери Фридриха Евгения, исключительной красавице, было всего тринадцать лет. Помимо русской великой княгини, у нее были еще одна замужняя сестра и десять братьев. Однако ее матримониальное вхождение в семью Габсбургов, если брак состоится, будет непременно служить укреплению отношений между Санкт-Петербургом и Веной; тревожная перспектива. Будущие императоры, австрийский принц Тосканский и российский царь Павел будут женаты на сестрах. Принцесса Доротея, мать девушки, считалась, по крайней мере ее дядюшкой Фридрихом, амбициозной и безжалостной. Говорили, она открыто рассуждает о том, что станет тещей двух императоров. Эта мысль, утверждал Фридрих, ее полностью захватила. Он расценил весь план как австрийскую интригу и решил сделать все возможное, чтобы его сорвать.

Король видел в Вюртембергской принцессе возможную невесту для молодого кронпринца Дании, его поддерживала свояченица Фридриха, друг и постоянная корреспондентка, вдовствующая королева Дании, Юлиана Мария; поначалу казалось, что эта альтернативная идея может успешно реализоваться. Русская великая княгиня отрицательно отнеслась к возможности тосканского брака сестры и сообщила об этом родителям. Фридриху докладывали, что русские министры, в том числе и Панин, были против этого брака. Но проблемы начали возникать вскоре после смерти Марии Терезии.

Во-первых, появилось сообщение, что принц Фридрих Евгений может никогда не получить вюртембергский-престол, потому что «супруга» правящего герцога беременна после тринадцатилетнего бездетного союза. Крах надежд Фридриха Евгения на престолонаследие мог каким-то образом отрицательно повлиять на габсбургский марьяж. Фридрих счел этот доклад выдумкой. «Хотя мы больше не живем в век чудес, — писал Фридрих старшему брату Елизаветы Вильгельмины, который был генерал-майором в прусской армии, — ваш дядюшка, герцог, похоже, хочет дернуться в него. Эта беременность просто поразительна».

Это было к тому же нереально. Фридрих думал и говорил, что даме уже за сорок, но на самом деле ей в это время еще не было сорока лет. Большее значение имели сообщения о предубеждении в Вюртембергской семье против датского варианта; возраст, характер, внешность — все говорило не в пользу молодого датского принца. Панин внимательно наблюдал за всеми этими матримониальными пертурбациями из российского далека, и, будучи добрым другом Фридриха, предложил другую идею. Если датский вариант столь непопулярен, то нельзя ли обручить принцессу с сыном принца Прусского, недавно гостившего в России? Правда, мальчику нет еще и десяти лет, но все можно было бы организовать, и, конечно, воля короля — закон в семейных делах.

Фридрих все еще держался за датский вариант, и он не поддержал предложения Панина: «Мне претит впутывать внучатого племянника в политический марьяж. Она на три года старше его. Такие союзы редко бывают счастливыми, а датская партия ей подходит вполне». Однако он пришел к пониманию, что датская партия проиграна, ее не поддерживают ни в Санкт-Петербурге, ни в Монбельяре[348] (резиденции Вюртембергской семьи), и тогда вернулся к идее Панина. Фридрих воспрял духом, услышав, что мать возможного габсбургского жениха, испанка великая герцогиня Тосканская, враждебно настроена к вюртембергской партии, так как девушка — протестантка.

Получаемые Фридрихом сообщения говорили, что игра складывается не в его пользу. Русские вновь встревожены в связи с турецкой угрозой, а это могло побудить их к соглашению с Веной; а ближайшим путем к восстановлению дружбы с Веной могла бы стать поддержка габсбург-вюртембергского марьяжа, насколько это зависело от Екатерины. Фридрих продолжал верить в доброе расположение к нему императрицы, несмотря на очевидные усилия Австрии разрушить его, но он был реалистом. «Quel imbroglio!»[349] — написал он в феврале 1781 года. Оказалось, теперь Екатерина более снисходительно относилась к браку сестры невестки с Габсбургом.

Фридриху оставалось поставить на две последние карты, которые находились у него на руках, и он был слишком умен, чтобы тешить себя надеждой на то, что они сильны. Во-первых, он официально предложил прусскую партию для юной принцессы как pis aller[350], и получил, как понял, обещание поддержки со стороны ее отца и дяди, правящего герцога Вюртембергского. Они дали слово, говорил Фридрих. Вторая карта — как он выражался, «jeune соиr»[351] России, великий князь и великая княгиня. Король помнил, что их первая реакция на возможность габсбургской партии была отрицательная, а у него, как он полагал, с этой молодой парой сложились хорошие отношения. Он направлял им все более нежные послания.

Но в апреле 1781 года и эта карта выпала из его руки. Фридрих получил личное послание от русской великой княгини. Ее вызывала к себе свекровь, которая с воодушевлением говорила о габсбургской партии для сестры, Елизаветы Вильгельмины. Екатерина ничего не знает о прусском контрпредложении и лопнет от злости, когда узнает об идее, совершенно противоположной той, которую она держит в голове; она будет гневаться на сына и невестку, если заподозрит, что они поддерживают не ее вариант. Великая княгиня умоляла Фридриха немедленно написать родителям, высказавшись в поддержку пожеланий императрицы, и держать все остальное в тайне. Это было письмо напуганной женщины.

Фридрих написал ей, что не видит повода для того, чтобы Екатерина требовала отмены помолвки, согласованной, но его мнению, между основными сторонами. Ее одобрили отец будущей невесты и суверен-дядя, правящий герцог Вюртембергский. В отношениях с Екатериной, писал он, лучше всего было бы возложить всю ответственность в этом вопросе на герцога как на главу семьи. Однако Фридрих понимал, что ему легче писать, чем испуганной молодой великой княгине стоять перед Екатериной Великой. Король напомнил Екатерине о данных ему обещаниях в отношении его внучатого племянника, «данные обещания нерушимы»; но он знал, что это