– В таком случае ты чувствуешь правильно.

– Да. – Томас уныло рассматривал свои руки, но после вдруг поднял взор и посмотрел Питеру в глаза. – И кто же я, брат? Человек, живущий во зле при дворе и тем довольный? Я скрываю мою веру, потому что боюсь. Генрих сжигает протестантов. Я навлек смерть на Роуланда, я бросаю сестру в одиночестве, разоренной и с четырьмя детьми. И я спрашиваю себя: стоит ли моя жизнь десятой части твоей? По-моему, нет. Скажу тебе откровенно: если бы я мог умереть вместо Роуланда, то так бы и поступил. Я молю Бога об этом.

Питер увидел его искренность и обнаружил, что в состоянии вновь полюбить брата, невзирая на все прегрешения.

– Да, это было бы правильнее, – произнес он негромко.

Но Роуланду уже никто не мог помочь.

Той ночью Питер почти не спал. Он все ворочался, и старый Доггет, который взял в обыкновение спать у двери в келью с тех пор, как он занемог, не раз заглядывал, чтобы убедиться, все ли в порядке.

Он думал о Сьюзен и ее детях. Размышлял о чудовищной смерти, ожидавшей несчастного Роуланда и, несомненно, его самого. Несмотря на молитвы, священник дрожал, как всякий обычный человек.

Питер точно не знал, в котором часу пробудился от неспокойного сна, осененный новой мыслью. Глядя в темноту, он прикидывал, как ею распорядиться. Обдумывал снова и снова, тщательно, и ему показалось, что дело может выгореть, хотя и с великим риском для участников. Однако возникло другое затруднение: являлось ли преступлением отрицание Божьей Церкви даже ее мучеником? Как священник, отец Питер Мередит столкнулся с ужасной дилеммой: он не знал, правильно ли поступал. Одно было ясно: теперь уже он рисковал потерять бессмертную душу.

Тем не менее он разбудил верного Уилла Доггета вскоре после рассвета и отправил его за Томасом.

Томас внимал Питеру в гробовом молчании. Наконец тот умолк.

– Но ты отчаянно рискуешь, – предупредил священник.

– Я согласен.

– Понадобится сильный человек, – заметил Питер. – Сильнее, чем ты или я.

– Это можно устроить.

– Тогда выбирать тебе.

– Но… – Томас помялся, потом тихо произнес: – Из дел, которые мне не по плечу, это последнее.

– Сожалею, – просто ответил священник. – Ты обязан.

Днем Томас Мередит свиделся с Дэном Доггетом. За тем был должок.

– Я обещал что-нибудь придумать, – напомнил он с улыбкой.

Сьюзен взирала на Роуланда, глядевшего из каменного окна, и дивилась его хладнокровию, особенно поразительному с учетом сцены, развернувшейся внизу.

Поначалу он не был спокоен. Сколь ужасным было майское утро всего тремя днями раньше, когда они приблизились к Тауэру! Как екнуло у него в груди, когда барка направилась не к обычному доку возле старых Львиных ворот, а к совершенно другому входу – узкому и темному туннелю в самом центре берегового фасада Тауэра. Ворота Изменников.

Они прошли под пристанью, и тяжелая подъемная решетка со скрипом взлетела, принимая лодку. Затем они пересекли пруд; на входе в тускло освещенный док под большим бастионом медленно распахнулись огромные водные ворота, забранные прутьями. Ворота Изменников – оставь надежду, говорили они, коль попадаешь в Тауэр этим путем.

Вскоре его препроводили в камеру, которая находилась в пристроенной к внушительной внутренней стене башне. Она именовалась Кровавой.

Так он познакомился с лондонским Тауэром. Это было странное место, иной мир. За минувшие столетия оно не особенно разрослось наружу, за исключением пристани, которая упорно вдавалась в реку. Однако за стенами прошедшие века ознаменовались бесчисленными довесками: холл здесь, новые камеры там, добавочные башни и башенки из кирпича или камня, призванные приютить неуклонно пополнявшийся контингент тамошних обитателей.

И это было примечательное общество. Помимо маленькой армии рабочих и прислуги, поваров, поварят и судомоек, а также лейтенанта, констебля и лиц других старинных офицерских званий, там находились Монетный двор со своими хранителями и Артиллерийское ведомство. Литейные цеха последнего располагались на пристани, но склады скрывались за стенами. Колорита добавлял новый тюдоровский отряд королевских телохранителей из знати; то были солдаты охраны – бифитеры, квартировавшие в Тауэре и часто красовавшиеся в своей великолепной алой униформе. Там же по-прежнему размещался королевский зверинец с экзотическими тварями и львами, чей рык время от времени нарушал тишину, долетая из юго-западного угла крепости. И наконец, обязательные во́роны на лужайках, неоспоримо объявлявшие мрачным карканьем, что только они являются истинными, древними хранителями этого места.

Узников было мало, и почти все они принадлежали к высшему классу – придворные и джентльмены, так или иначе оскорбившие монарха. Иногда их и вправду мучили, хотя дыба и прочие пытки по-прежнему крайне редко применялись в Англии. Чаще же они содержались со скромными удобствами, как подобало лицам их ранга.

Самому Роуланду оказали достаточно учтивый прием. Ему нанес визит лейтенант Тауэра, человек любезный. Роуланд даже заподозрил, что тот втайне ужасается действиям Генриха, хотя и остается верен своему государю. Булл узнал, что сэр Томас Мор и епископ Фишер пребывали в Колокольной башне у входа. Доктора Уилсона держали где-то в другом месте, а троих настоятелей – в третьем. После этого Роуланда большей частью игнорировали, хотя кормили исправно, кто бы ни дежурил. В конце концов, невелика была птица. Его оставили наедине со своими мыслями.

Он пытался сохранять спокойствие. Но как это возможно при кошмаре, который непременно уготован ему, и страхе за семью?

К концу первого дня заточения его дважды стошнило, и он был так бледен, что в докладе констеблю не исключили скорой гибели. Едва ли ему полегчало и в следующие два дня, несмотря на визиты жены и детей. Однако сейчас, когда Роуланд взирал на творившееся внизу, он хоть и был бледен, но чуть ли не улыбался и пригласил Сьюзен:

– Иди-ка сюда и посмотри на это диво.

Настоятелей вели на казнь.

Им разрешили дойти от своей обители до внешних ворот. Оттуда их повезут через Лондон к виселицам. Несчастных сопровождали лейтенант и блистательный отряд солдат охраны, которые, очевидно, решили даровать им последние минуты достоинства перед суровым испытанием. Они только миновали лужайку, где важно расхаживали во́роны, когда Сьюзен нехотя присоединилась к мужу и стала смотреть.

– Гляди, как покорно и бодро идут, – пробормотал тот. – Агнцы Божии. – Он улыбнулся ей и мягко продолжил: – По мне, так это и есть вера. Они знают. Им известно, что они поступают правильно. – Роуланд выдержал паузу, пока небольшая процессия проходила непосредственно под окном. – Не это ли оставляют по себе мученики? Чтобы все мы свидетельствовали. Послание, которое сильнее слов. – Он снова улыбнулся. – Я думаю, это те самые камни, на которых зиждется истинная Церковь.