Теперь у Льюиса не оставалось сомнений в возможной правдивости слов «Девятого», сказанных им во время «танца» с холодным оружием в руках. Запутанность всей этой истории вызывала у Говарда уже устойчивые приступы тошноты, но отступать было не в его характере и правилах.

Льюис открыл текстовый файл малого размера, больше напоминавшего заметку, чем какой-либо документ. Короткое содержание, несло в себе напоминание о месте встречи мсье Жюве, назначенной, судя по дате, на завтрашний день с неизвестным человеком. Роль «Девятого», скорее всего, сводилась в этом деле к прикрытию на случай возможного форс-мажора и не более того.

Говард выпустил изо рта табачный дым и, затушив окурок в пепельнице, принял окончательное решение, оказаться завтра в указанном месте встречи и, быть может, узнать что-то ещё…

Рим. Отель в центре города

Ожидание в человеческой жизни делится на два вида: это либо предвкушение счастья, либо тревожность, пророчащая беды и потери.

Романов всегда опасался крайностей, ибо они, никогда не приносили ему ничего кроме бури. Он сделал глоток односолодового виски из хрустального стакана, сидя за накрытым белой скатертью столом на мягком стуле.

Открытая бутылка вина и два бокала стояли в стороне от горящих свечей в фигурных бронзовых подсвечниках на столе, сервированном на две персоны. Ваза с виноградом смотрела на Андрея, продолжавшего небольшими глотками пить виски.

Он понятия не имел, когда придёт Анджелина и это его не тяготило. Нет! Дело было не в их профессиях, а в том, что время — самый лучший регулятор любых возможных процессов.

Чуть слышный стук в дверь отвлёк Романова от раздумий и он, допив виски, встал со стула. Пустой стакан коснулся белоснежной скатерти на столе, а лёгкий ветерок коротким порывом залетел в открытую балконную дверь.

Андрей подошёл к двери и плавно нажал на дверную ручку. Анджелина устало улыбнулась ему, стоя в коридоре, и в следующее мгновение оказалась в его объятиях…

Подмосковье. Домодедовский район

Создание нового образа — процесс творческий, дотошный, где цена ошибки всегда предельно высока. Не всё в этой жизни можно оплатить злоключениями и принесёнными жертвами. У судьбы всегда и на всё собственное мнение, которым она никогда не спешит делиться.

Решетов стоял у зеркала над раковиной и прилаживал накладку на челюсть, с целью изменения прикуса согласно «легенде». Он в очередной, уже бесчисленный раз, посмотрел на фотографию в новом паспорте, закреплённом в углу зеркала с помощью канцелярской прищепки, и продолжил воссоздавать новый образ.

Аккуратная, но достаточно объёмная эспаньолка, отлично легла на подбородок и вокруг губ. Последним штрихом стало наложение контактных линз, изменивших цвет глаз. Приятным бонусом на этот раз можно было считать отсутствие серьги в ухе, брови или носу, как у телка в коровнике. Однако, без «толерантной» особенности в новом образе обойтись было невозможно и ей стала укладка причёски с помощью лака.

— Где же я оставил свою косметичку?! — добавив характерное выражение лица под данную фразу, произнёс перед зеркалом Сергей и тут же в сердцах категорично сплюнул на пол.

— Что сказать?! Красота! Даже влюбиться можно! — зевнув, поделился своим мнением Громов и продолжил пить чай с бергамотом, сидя за кухонным столом. Скучный футбольный матч, транслировавшийся в записи по телевизору, разбавляла игра «эрудит» и обрывок судоку, найденный в сортире.

— Ну, как бы, да! Только джинсов-стрейч не хватает и обтягивающей дизайнерской футболки, — надев очки с минимально-возможными диоптриями, добавил Решетов.

— Злачные места всегда были в помощь разведчику!

— Это вы о борделях, Михаил Иванович? — обернувшись к Громову лицом, с улыбкой спросил Сергей.

— И бордели тоже! — выложив на игровом поле слово и на мгновение задумавшись, ответил полковник. — Присядь, на дорожку!

Решетов сел на стул за кухонный стол и вытащил из пачки сигарету. В его мыслях пробежала короткая тоска, исчезнувшая среди тёмных углов комнаты. Он закурил сигарету, принявшись застёгивать на себе рубашку с коротким рукавом. Внезапно Сергей почувствовал, будто, всё это происходит не с ним, а с кем-то другим… С человеком, о котором он ничего не знал, но всегда узнавал по наплевательскому отношению к себе! В этом мире далеко не каждый готов, вслепую поставить на кон всё, что имеет, не думая о том, что, скорее всего, неизбежно проиграет.

— Такси вот-вот должно подъехать. Пора! — сделав глоток горячего чая, сказал Михаил Иванович и посмотрел на циферблат своих наручных часов. Он встал из-за стола со стула и протянул Решетову руку. — Дороги способны, как убивать, так и исцелять! Однако, самое главное, когда ты задыхаешься от дорожной пыли и не видишь, что там впереди, продолжать идти! Удачи! И спасибо!

— Берегите себя! — пожав руку, коротко сказал Сергей, и надев на себя ветровку, взял в левую руку дорожную сумку. Он вышел на крыльцо и посмотрел в ночную неизведанную даль. Стук в груди отбивал тревожный ритм, но Решетов не поддавался ему. Ночь — это особое время, способное уровнять и примирить оба антипода живущих внутри человека, найдя нужные для этого примеры.

Сергей вышел с территории участка, закрыв за собой калитку, и медленным шагом побрёл к дороге.

Звук двигателя автомобиля становился всё слышнее. Свет фар осветил Решетова, чья фигура скрывалась среди ночной темноты.

Такси остановилось около Сергея, и он сел на заднее сиденье, захлопнув за собой дверцу.

— Доброй ночи! В «Шереметьево»! — произнёс Решетов и одёрнул брючину светло-серых брюк. Он расположил рядом с собой на сиденье дорожную сумку и такси тронулось с места, направившись по дороге к трассе…

Рим. Дворец

Центральный холл постепенно пустел. Члены Совета Синдиката неспешно разъезжались по своим виллам и квартирам. Седаны представительского класса покидали территорию у дворца, выезжая из открывшихся высоких кованых ворот.

«Первый» поднялся по ступеням лестницы и оказался в центральном холле, где на кресле сидел синьор Ривейра, пребывавший в собственных раздумьях и воспоминаниях.

Суперсолдат не мог уснуть! В эту ночь ему не помогали: ни молитва, ни лекарства, затуманивающие разум. «Первый» продолжал думать над той информацией, которую удалось получить от «гостя» изолятора на допросе.

Лоренцо сделал глоток виски из хрустального стакана и закурил кубинскую сигару. Жестом руки он подозвал к себе суперсолдата, увидев в его лице озадаченность и опустошение.

— Маурицио, принеси, пожалуйста, кресло для нашего «центуриона», — выпустив табачный дым изо рта, с лёгкой улыбкой на лице произнёс синьор Ривейра.

«Первый» подошёл к Лоренцо, ослушаться которого не мог позволить себе никто в этом дворце за очень малым исключением. Он сел на кресло рядом с синьором Ривейра и приготовился