ещё сложнее, чем просто заменять кусочками старую треснувшую кладку на новую.

Члены Совета Синдиката всегда любили «красочную» вендетту для предателей и лицемеров и на этот раз синьорина де Монтенье не смогла их переубедить в этих стремлениях. Она прекрасно понимала, что пролитая кровь порождает ещё большие жертвы, но не способна коренным образом изменить всё от начала и до конца.

Аделина медленно спустилась по парадной лестнице, прошла мимо двух охранников в строгих чёрных костюмах и вышла из дворца. Она остановилась на ступенях и достала из бокового кармана жакета пачку доминиканских сигарилл.

Красный «Феррари» затормозила рядом с ней, и охранник уступил место за рулём синьорине де Монтенье.

Она уселась на водительское кресло спортивного дизайна с обивкой из красной кожи и закурила сиагриллу. Охранник закрыл дверцу спорткара и направился к пульту управления воротами, находившегося в будке из бронированного стекла.

Аделина включила ближний свет и переключила рычаг коробки скоростей на первую передачу. Лёгкий ветерок пробежал по её правой щеке и она, плавно нажала на педаль газа, тронулась с места, вырулив на улицу.

Предрассветные тревожные, но при этом красивые улицы «Вечного города» вызывали у неё ощущения, что «чужое», гораздо чаще становится «своим», если смириться с собственной судьбой.

Синьорина де Монтенье ехала по почти пустым улицам, вспоминая годы своей молодости, проведённые в Сорбонне: первые маленькие победы, ощущение, что силе твоей мысли подвластно всё! Где-то рядом пробегали первые очень хрупкие чувства и любовь неподвластная времени, а первая мудрость готовила её к новым испытаниям…

Остаться человеком очень сложно, когда тебе принадлежит всё и вся, а ты ещё молод, тщеславен и хочешь только покорять и подчинять. Пусть время с годами всё уровняет, и триумфатор неизбежно превратится в раба своей значимости, но сделать шаг назад ему будет уже невозможно.

Аделина заехала в подземный гараж и, припарковав свой спорткар, прошла к лифту, чтобы подняться к себе на этаж.

Она зашла в квартиру, отключила сигнализацию, введя на сенсорной панели цифровой код. Синьорина де Монтенье посмотрелась в огромное зеркало в массивной бронзовой раме, висевшее на стене, отделанной резными деревянными панелями в холле, и сбросила с ног туфли. Её босые ступни коснулись паркета, и она прошла в гостиную, где антикварная резная мебель составляла компанию удобным современным мягким креслам и диванам, расположенным в центре на ковре вокруг деревянного журнального столика.

Аделина прошла в свой домашний кабинет, распахнув закрытые двойные двери, и сняла жакет белого брючного костюма. Она распустила волосы, бросив на рабочий стол, где царил полный порядок, резинку, расстегнула несколько пуговичек на серой блузке.

Синьорина де Монтенье откупорила бутылку арманьяка, стоявшую на тумбочке и налила в бокал двойную порцию. Она села за рабочий стол на офисное кресло, выполненное в винтажном стиле, и, сделав небольшой глоток, открыла ноутбук.

Для неё это утро было особенное! Она могла первый раз за несколько недель вспомнить о том, что у неё, как и многих обычных людей, есть некое подобие личной жизни. В разнообразии поклонников её красоты и ума никогда не было недостатка, но даже самые значимые личности мужского пола из числа тех, кому позволялось несколько большее, чем другим, навевали на неё страшную тоску и скуку.

Аделина просмотрела все письма в личной электронной почте и, седлав очередной глоток арманьяка, закурила сигариллу…

Москва. Засекреченный объект ФСБ

Внедорожник «Мерседес-Бенц» заехал на территорию, миновав глухие металлические ворота. Громов сбросил скорость и въехал на подземную парковку, остановив служебный автомобиль на своём парковочном месте. Он заглушил двигатель внедорожника и на мгновение опустил веки, чувствуя непреодолимую усталость, от которой уже и тошнило, и болело сердце.

Михаил Иванович вылез из «Мерседес-Бенца», взяв с переднего сиденья кожаный портфель. Он одёрнул пиджак чёрного строгого костюма. Воротник белой сорочки натирал вспотевшую шею. Громов ослабил чёрно-серый галстук и расстегнул верхнюю пуговичку. Он прикрыл дверцу автомобиля и поставил на сигнализацию, нажав на кнопку брелка.

На подземной парковке было душно и сыро, словно, где-то на Кубе или в Майами, где Михаилу Ивановичу приходилось бывать. Красивый пляж с беспокойными волнами и шлюхами по цене хорошей московской квартиры. Ливни, духота и пот, который льётся подобно Ниагарскому водопаду.

Громов слегка откашлялся и направился к пропускному пункту. Его усталая, но уверенная походка, выдавала в нём волнение и некий скрытый вид ощущения собственной глупости. Он, как никто другой знал, что мир можно изменить, но слишком сложно изменить людей, живущих в нём!

Опасность и чувство обречённости часто загоняли его в угол, но природный оптимизм и находчивость не оставляли в беде. Надежда живёт до тех пор, пока ещё может биться собственное сердце! Это правило сопровождало Михаила Ивановича в течение всей жизни, но ничто не длится вечно!

Он энергично поднялся на третий этаж по лестнице и, сжав в левой руке ручку портфеля, уверенным шагом направился вдоль по коридору, встречая на пути коллег из аналитического отдела. Оперативный состав по большей части находился либо в городе и пригороде, либо в бесчисленных и бесконечных командировках.

Громов зашёл в свою пустую приёмную, где на рабочем столе референта царил бардак и следы от позднего ужина.

Михаил Иванович подошёл к двери своего кабинета и провёл ключ-картой по считывателю. Замок разблокировался, и он вошёл внутрь. Потоки холодного воздуха из вентиляции заставили Громова слегка поёжиться, вспомнив нехватку подобного комфорта в странах Северной Африки.

Кожаный портфель лёг на столешницу рабочего стола, и Михаил Иванович достал из среднего отделения папку с подробным отчётом, составленным для генерала Васильева.

Шансов, что делу о сети «кротов» в спецслужбах будет дан ход, было не так много. Выносить ссор из избы никто и никогда не решался, а если и случалось что-то вроде этого, то потом запах палёной шкуры от клейма вонял на протяжение длительного времени.

Громов взял в руки кожаную папку с гербом и вышел из кабинета. Ключ-карта скользнула по считывателю замка, и он покинул приёмную. Коридор заливали яркие лучи солнца, на чью свето-проницательность влияли тонированные бронированные стёкла.

Михаил Иванович подошёл к приёмной генерала и, резко выдохнув, решительно вошёл внутрь.

Референт Васильева готовил распечатки по сводкам и донесением, которых в это утро было слишком много. События, произошедшие в пригороде Рима, прямым текстом несли в себе угрозу для мира или очередное немое соглашение, давно принятое всеми участвовавшими в этом деле сторонами.

— Генерал у себя? — сосредоточенно спросил Михаил Иванович.

— Так точно, товарищ полковник! Он вас ждёт! — ответил референт и вернулся к работе.

Громов постучал