Плечи креста оканчивались каменными клеверинками. Рядом скрестом стояли две телеги, не боевые, а обычные, для перевозки грузов. Одна, ссовершенно поломанным обручем, сильно накренилась, опершись на ступицу колеса.Четыре человека тщетно пытались приподнять телегу, чтобы два других могли снятьполоманное колесо и надеть запасное.

– Помогите! – крикнул один. – Братры!

– Разгрузите телегу, – крикнул в ответГалада. – Легче будет.

– Тут не только колесо, – тоже криком ответилвозница. – Дышло для пристяжной выломал, запрячь невозможно. Пустькто-нибудь поскачет вперед, завернет какую-нибудь упряжку. Перегрузим добро…

– Пропади оно пропадом, добро. Не видите, как метет.Остаться хотите?

– Жаль добычи.

– А задницы своей не жаль? За нами могут гнаться…

Голос замер у Галады в глотке. Потому что в скверный, оченьскверный час он проговорил эти слова.

Захрапели лошади, из леса вышел отряд рыцарей в полномвооружении. Их было около тридцати, в основном иоанниты.

Они ехали шагом, ровно, дисциплинированно, ни один конь невыдвигал нос из строя.

С другой стороны тракта выехал из-за деревьев другой отряд,тоже сильный. Под хоругвью с бараньей головой Хаугвицей. Заходя лавиной, рыцариловко отсекли Сироткам дорогу к бегству.

– Пробьемся! – крикнул один из молодыхконников. – Брат Олдржих! Пробьемся!

– Как? – прохрипел Галада. – Сквозь копья?Понасажают нас, как цыплят. С коней! И промеж возов! Дешево шкуру не продадим!

Нельзя было терять ни минуты, окружающие их рыцари ужеподгоняли лошадей в галоп, иоанниты захлопывали забрала арметов, наклоняликопья. Гуситы соскочили с лошадей, скрылись за телегами, некоторые даже залезлипод них. Те, которым укрытия не досталось, опустились на колени и натянулиарбалеты. Оказалось, что на телегах, кроме награбленных литургических сосудов,явно по счастливой случайности везли оружие, в основном на древках. Чехимгновенно поделили между собой алебарды, партизаны и гизармы. Рейневану кто-тосунул в руку спису с длинным и тонким, как шило, острием.

– Готовься! – крикнул Галада. – Идут!

– Влипли мы в бездонное говно. – Шарлей натянул изарядил арбалет. – А я столько ожидал от Венгрии. Какой, курва, у меня былаппетит на настоящий bográcsgulyás![488]

– Бог и святой Ежи!

Иоанниты и Хаугвицы погнали лошадей в атаку. И с ревомринулись на телеги.

– Сейчас! – взвизгнул Галада. – Сейчас! Пли!По ним!

Щелкнули тетивы, град болтов зазвенел по щитам и латам.Рухнули несколько лошадей, свалились несколько наездников. Остальные мчались назащитников. Длинные копья доставали цели. Треск ломающихся древков и крики тех,в которых угодили копья, взмыл под небеса. Рейневана обдало кровью, он видел,как совсем рядом один из возниц конвульсивно дергается, пробитый навылет, как сдругой стороны спешившийся конник Галады пытается вырвать из груди острие,заметил, как третьего огромный рыцарь с багром Оппельнов на щите поднимает накопье и, истекающего кровью, кидает на снег. Увидел, как Шарлей стреляет изарбалета, с близкого расстояния всаживая болт в горло одному копейщику, какдругому Галада разрубает шлем и голову бердышом, как третий, поддетый крюкамидвух гизарм, падет между возами и умирает, зарубленный и исколотый.Ощерившаяся, вся в пене морда коня нависла над его головой, он увидел сверкмеча, не раздумывая ткнул списой, трехгранное острие пробило и во что-товрезалось. Рейневан чуть не упал под напором, увидел, как иоаннит, в которогоон всадил спису, качается в седле. Он нажал на древко, иоаннит откинулся назад,тонким голосом призывая святых. Но не упал, поддержанный высокой лукой седла.Помог кто-то из Сироток, трахнув иоаннита алебардой, против такого удара лукибыло мало, рыцаря прямо-таки снесло с седла. Почти в тот же момент чех получилбулавой по голове, удар вбил капалин по самый подбородок, из-под капалинапотекла кровь. Рейневан ткнул ударившего и, изрыгая ругательства, столкнул егос седла. Рядом свалился с коня другой, застреленный Шарлеем. Третий,зарубленный двуручным мечом, ткнулся лбом в гриву, заливая ее кровью. Вокругтелег стало просторней. Латники отступили, с трудом сдерживая лошадей.

– Отлично! – рычал Олдржих Галада. – Отлично,братры! Дали мы им!

Они стояли среди крови и трупов. Рейневан с ужасом отметил,что в живых их осталось не больше пятнадцати, из которых на ногах мог держатьсяразве что десяток. Большинство из тех, кто еще мог стоять, тоже истекаликровью. Он понял, что живы они только потому, что копейщики мешали друг другу,драться у возов могли не все. Впрочем, и эти заплатили за такую возможностьстрашную цену. Возы окружало кольцо убитых людей и визжащих, покалеченныхлошадей.

– Готовься! – гаркнул Галада. – Сейчас ударятснова…

– Шарлей?

– Жив.

– Самсон?

Гигант откашлялся, стер с бровей кровь, сочившуюся из ранына лбу. Он был вооружен утыканной шипами булавой и щитом, который какой-тодоморощенный художник украсил изображением пламенеющей облатки и надписью:BOŮH PAN NÁŠ.[489]

– Готовься! Идут!

– Этого, – сквозь зубы проговорил Шарлей, –нам уже не пережить.

– Lasciate ogni speranza,[490] –спокойно согласился Самсон. – Какое, однако, счастье, что я не взял ссобой того котенка.

Кто-то подал Рейневану гаковницу. Минутная передышкапозволила Сироткам забить пули. Рейневан уперся стволом в воз, зацепил крюк заборт, приложил фитиль к запалу.

– Святой Еееееежи!

– Gott mil uns![491]

Грохот копыт известил об очередной атаке со всех сторон.Загремели пищали и гаковницы, в образовавшееся облако дыма полетели болты изарбалетов. А через мгновение в ход пошли длинные копья, брызнула кровь,раздался сумасшедший рев пробитых остриями людей. Рейневана спас Самсон,заслонив его щитом с облаткой и барашком. Через мгновение щит уберег от смертиШарлея. Гигант управлял огромным щитом одной рукой, как крупным диском, аврезающиеся в него копья отражал так, словно это были стрелы из духовых трубок.