части? Концилиаристы отвечали на этот вопрос утвердительно. Они были уверены, что Церковь может выдержать это напряжение, и они верили, что реконструкция её управления является единственным способом излечить её от всех зол. Ответ же консерваторов был однозначно негативным. Они считали, что Церковь, перестроенная по модели реформистов, обречена на короткую и безрадостную жизнь. Если авторитет и власть папы будут снижены как в объёме, так и в уровне, у Церкви будет отнят её объединяющий принцип, который держал всех вместе тысячу лет. В результате различные части христианского мира — нетерпеливые, амбициозные и агрессивные силы — будут оказывать давление в сторону большей независимости от папы и права сопротивляться его правлению и решениям. И куда всё это приведёт, если не к всеобщему отделению от Церкви и, как следствие, к её развалу? Когда альтернативы рассматриваются в таком свете и взвешиваются по принципу «быть или не быть», всякий мыслимый риск или тяготы кажутся стоящими, чтобы спасти Церковь.

Более того, с точки зрения антиреформистов, опасность для Церкви не ограничивается её разделением из-за утери папского объединяющего авторитета и власти. Даже если Церковь, основанная на принципах собора, сумеет сопротивляться различным центробежным силам и умудрится спастись от потери паствы, она не сможет продолжать действовать с той же мощной силой, которая неустанно и безостановочно двигала её в течение более чем тысячелетия к достижению провозглашённых ею целей. Ещё не реализованное назначение христианства — завоевание всего человечества для Христа — останется недостигнутым навечно, если управление Церковью будет изменено согласно моделям, предложенным выразителями идей собора. Короче, если побеждающая Церковь могла бы справиться с такими изменениями, то воинственная Церковь вряд ли сможет. Только если Церковь не будет раздроблена и узкие национальные интересы не помешают ей, она сможет совершить попытку универсального миссионерства или провозгласить призыв ко всему христианскому миру объединиться для крестового похода против безбожников и иноверцев.

Поэтому не случайно Торкемада, борец за верховенство папы, упорно настаивал на объединении с греками[1270]. Воодушевлённый видением единой монархической Церкви, унифицированной в нормах, вере и чаяниях, он рисовал в своём воображении Церковь идущей вперёд широким шагом, чтобы охватить весь нехристианский мир. Первоочередной задачей для него было вновь завоевать силами католицизма восточное христианство, оторванное от Церкви столетия тому назад. К 1440 г. он стал свидетелем триумфа своих идей в консолидации внутренних рядов католической церкви и начала её экспансии на восток. Следует признать, что по независящим от Торкемады причинам союз с греками вскоре оказался химерой. Однако идея восстановления папской силы в Церкви выдержала испытание временем, и с каждым днём появлялись новые свидетельства того, что полномочия папы установились заново[1271]. Реформистское движение собора, конечно, не умерло и идеологическая борьба продолжалась, но последние остатки этого организованного движения рассыпались в 1449 г. с отречением Феликса V, который был назначен папой Базельским собором. Раскол Церкви и её тяжелейший кризис выглядели прёодолёнными.

В этот момент, когда престиж Торкемады в римской курии поднялся до своего пика, вспыхнуло восстание в Толедо, и кардинал лицом к лицу столкнулся с преследованием конверсо, которое с вулканической силой вырвалось стремительным потоком народного извержения.

V

Что происходит в Кастилии? Этот вопрос вертелся в мыслях помощников папы с того момента, как вести о волнениях в Толедо достигли папского двора. Неопределённость была вызвана тем, что с самого начала Рим был завален противоречивыми докладами о природе беспорядков, их причинах и целях. Сторонники правящей в Толедо клики описывали бунт как народную реакцию на иудейский заговор, охвативший Кастилию. С другой стороны, конверсо обрисовывали мятежников архипреступниками, предателями и еретиками; и король Хуан Н, который во многом разделял их взгляды, требовал, как мы видели, чтобы мятежники были осуждены и отлучены от Церкви папой.

Кастилия фактически была союзником папского престола во время его борьбы с Базельским собором, и Испания — точнее, весь Пиренейский полуостров — не знала тех мощных еретических движений, которые в позднее Средневековье появились в таких странах, как Франция, Англия и Германия. Действительно, с точки зрения католической ортодоксии, Испания была самым здоровым местом в христианском мире, и, разумеется, папство хотело, чтобы такой она и оставалась. Позволить ей пасть добычей распространяющейся «ереси» и стать полем битвы разделенной нации было для папства весьма нежелательной перспективой. Но была ли ситуация в Испании действительно таковой? Картина, вырисовывающаяся из противоречивых отчётов о событиях в Толедо, была зыбкой и двусмысленной, едва ли способной предоставить папе полный ответ.

Ясно, что Николай V должен был занять чёткую позицию в этих событиях. Но его позиция была обязана базироваться на полном знании о том, что происходит в Кастилии. Не было сомнения в том, что с политической стороны Церковь должна была осудить мятеж. Для папства оставалось прояснить вопрос, можно ли было как-то оправдать мятеж с моральной и религиозной стороны.

Само собой разумеется, папа попросил Торкемаду изучить вопрос и представить свои заключения. Известный в качестве эксперта по вопросам веры и неустанного борца с ересями, Торкемада действительно был наилучшей кандидатурой для выполнения этой задачи. Вдобавок к этому он был кастильцем по рождению и, в заметной мере, по образованию; он жил в Кастилии до своих сорока четырёх лет, знал испанское общество и город Толедо, оказавшийся сценой беспорядков, потому что служил там в своё время настоятелем монастыря Педро Мученика. Более того, общеизвестны были его дружеские отношения с Хуаном II с тех пор, как он был послан в Базель в качестве представителя короля. Разумеется, Николай V предпочитал, чтобы его советник, проводящий расследование, состоял в дружеских отношениях с королём и, соответственно, отнёсся с максимальным уважением к его свидетельству, советам и пожеланиям.

Торкемада сообщает нам, что перед ним лежали не только обвинения конверсо, составленные в Толедо мятежниками, сопровождаемые определёнными объяснениями, которые последние послали в курию[1272], но также и письма, отправленные королём — несомненно, папе, — и другие заслуживающие доверия отчёты о беспорядках в Толедо[1273]. Под этими отчётами он, очевидно, подразумевал свидетельства, посланные некоторыми кастильскими церковниками, включая наиболее известных лидеров конверсо, которые обратились к папе, курии или к нему лично с просьбой вмешаться в нетерпимое, всё ухудшающееся положение. По всей вероятности, большинство этих документов он получил из папской канцелярии, так что мог изучить это дело и представить своё официальное мнение. Судя по находящимся в наших руках свидетельствах об участии Торкемады в этом вопросе, несомненно, что он познакомил и папу, и курию с мнением, сформированным им по поводу толедских событий. Более того, мы можем предположить, что его