Потом я услышала звук вонзающихся в плоть когтей иликлинков, рвущий звук чего-то острого, врезающегося в мясо. Если часто слышишьэтот звук, научаешься его узнавать.

Отсюда мне были видны висящие люди, и их никто не трогал. Уменя свело судорогой живот, потому что я поняла, где сейчас Химера, я только незнала, кого из моих он полосует.

Отбросив занавес, я начала вставать, и тут передо мнойоказался Абута. Я дернула рукой, держащей занавес, махнула им на Абуту, и тотпоступил, как поступил бы любой на его месте: он вздрогнул, и я вогналасеребряный клинок ему в живот, вверх, целя в сердце.

Абута завопил, потянулся руками туда, где Химера терзал моихлюдей, и выкрикнул что-то на языке, которого я не знала. Пока его тело падало,я дергала клинок, целя в это проклятое сердце, но лезвие застряло междуребрами, и оно было шире моих обычных ножей. Оно не пошло туда, куда я егонаправляло. Я увидела мелькнувший золотистый мех, и Химера ударил меня тыльнойстороной ладони. Я отлетела на висящих людей, ударилась сильно, и онивскрикнули, а я оказалась на земле, пытаясь снова дышать. Его рука попала мнепо плечу, и оно онемело.

Химера наклонился над змеем, взял его на руки. Ощутивкакое-то движение, я повернулась к Мике и Черри. У нее вся передняя часть телапревратилась в кровавые ленты, будто он полоснул ее когтями с двух боков какможно глубже, нанося максимальное повреждение за минимальное время. Разорваннаягрудь лихорадочно поднималась и опускалась; Черри была жива.

Тело Мики раскрылось, как спелый плод, брошенный в стену.Внутренности блестели как что-то отдельное, живое. Я видела в его теле органы,которым не полагается никогда видеть дневной свет. Он дергался судорожно, будтохотел порвать цепи.

Я вскрикнула, и что-то в этом паническом страхе сноваоткрыло меня Ричарду. Он лежал внизу на полу, и он умирал, и более того — ячувствовала, что от его сдачи страдают волки. Он был их Ульфриком, их сердцем иголовой, и его воля была слабой, а потому слабыми стали они. Гиены и полулюди,воевавшие на стороне Химеры, дрались за то, во что верили, или за тех, коголюбили. У волков не было ничего, кроме воли Ричарда к смерти.

И я знала в этот миг, что, если он умрет, за ним пойдем нетолько мы с Жан-Клодом, но и все волки. План Зика и Бахуса разваливался начасти. Гиены и полулюди перебьют нашу стаю. Всех перебьют, все погибнут.

Я снова вскрикнула, и Химера оказался передо мной, схватилменя лапой за тенниску, и его когти расцарапали мне грудь. Он отвел другую рукуназад, и время будто остановилось и пошло медленно-медленно. Вагон времени уменя был, чтобы решить, что делать, и все равно времени не было совсем. Яощущала, как клокочет воздух в груди Ричарда, как Ричард начинает умирать. ТелоМики вздрогнуло в последний раз и застыло.

Я завопила без слов, потянулась за чем-то, чем угодно, лишьбы спасти их. Пришла моя сила, моясила, и единственное, что я могла сделать,чтобы спасти нас всех. Это было худшее из деяний, что я видела, сделанное всвоей жизни, но я не колебалась.

Я не звала свою силу — не было времени. Я сталасобственнойсилой. Она потекла вверх, через меня, мгновенно, разлилась по рукам. Одной рукойя коснулась мохнатой лапы, которая меня держала, другой блокировала ударлетящей ко мне руки. Блокировала — и свободной рукой обвила руку Химеры, теперьобе мои руки касались его бицепсов. И когда площадь соприкосновения сталадостаточной, я вызвала силу, которую узнала в Нью-Мексико. Когда я вызываюзомби, я помещаю энергию в труп, делая то, что лежит в могиле, реальным ипрочным. Здесь было всенаоборот. Я забрала энергию, высосала ее, сделала льванепрочным, нереальным.

Мех потек под руками, я касалась человеческой кожи. Передомной рухнуло на колени тело Орландо Кинга. Глаза Орландо с ужасом смотрели мнев лицо — может быть, хотели умолять. Но он не попросил меня прекратить, и,честно говоря, я не знала бы, как это сделать.

Он закричал на секунду раньше, чем его кожа побежаламорщинами, будто десятилетия пронеслись над ним. Я питалась от него, от егосути, от того, чем он был. Энергия бежала по моему телу, танцевала по коже,пела в костях, прыгала приливом радости по всем нитям моего существа и вне их.Я ощутила, как она летит к Мике, по той связи, которая вызывала желаниеприкоснуться к нему, когда мы бывали рядом. Сила нашла Ричарда и заставила егодышать. Она пролилась ко всем волкам, и они уже не зависели от сломленной волиРичарда, у них была моя воля, а я хотела жить. Я хотела, чтобы все мы жили. Мыбудем жить. Мы будем жить, а наши враги умрут. Да будет так. Я так сделаю.Жизнью Орландо Кинга я напитала своих леопардов, своих волков и — на расстоянии— своих вампиров, напитала волей. Волей к жизни, волей к битве, к выживанию.

И все это время Орландо Кинг кричал. Он кричал, а тело еговытекало сквозь мои руки. Кожа его была как грязная бумага на костях, когда янаконец отпустила его. Он упал набок, огромное тело стало легким, как воздух,но он все еще кричал. Ужасные прерывистые звуки вылетали из него очередью, ново мне не было жалости. Только прилив силы вздымался во мне как крылья птицы.

Мика стоял рядом со мной в облике черного и мохнатогочеловека-леопарда. Живот его был цел, залечен, и только отчасти из-за перемены.Огромный пятнистый леопард размером с пони ходил вокруг нас, крадучись, шипя наостанки Орландо. Черри в своем мехе была невредима, даже без следов крови.

Наверное, я дольше, чем мне кажется, стояла там, высасываяжизнь Орландо Кинга. Достаточно, чтобы они сорвали цепи, достаточно, чтобы ониперекинулись и исцелились. И висящие мужчины тоже меняли облик. С переменой ониразрывали цепи, залечивали раны и падали на землю в пятнистом мехе, с когтями.Они обнюхивали останки Орландо, издавая странные лающие звуки, а он все кричал.

Голос Мики прозвучал как сквозь шерсть, грубовато в этомновом обличии:

— Твои глаза как ночное небо, полное звезд.

Мне не нужно было зеркало, чтобы понять, о чем он. Глаза уменя были черные, бездонные и темные с далеким светом звёзд в этой темноте.

Такие глаза были у Обсидиановой Бабочки, а мои глаза сталитакими, когда она коснулась меня своей силой.

Открылась дальняя дверь, и ввалилась волна волков. Шанг-Да иДжемиль тащили между собой Ричарда. Он оставался в облике человека, отказываясьперекидываться и исцеляться.

Волки, одни в человеческом облике, другие нет, подходиликоснуться меня, лизнуть, припасть передо мной к земле. Они рычали и клацализубами на иссохшую тварь, вопящую на полу.

Джемиль и Шанг-Да помогли Ричарду пройти по комнате иостановиться передо мной и Микой. И только тут я заметила, что у него глазатакие же черные с той же игрой холодных звезд. Я подумала, не такие ли глазастали сейчас и у Жан-Клода, и прилетевшая мысль сказала мне, что да. Жан-Клодгрелся в потоке силы. Ричард смотрел на меня так, будто я переехала его маму.Боль на его лице не была связана с заживающими ранами. Я еще на кусок уменьшилаего человеческую сущность — или это у него было такое чувство.