Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше из рассказа следовало, что «та еще Тая», жена «конторского» мужика из посольства выскочила замуж без ума, но осознала ошибку лишь на месте командировки. Африканские условия проживания её не устроили, была нежно воспитана, но больше всего разочаровал муж, красивый и неглупый работник известной «конторы», в глубине своей мужественной души он оказался натуральным варваром. Пил в своей компании до потери облика и пару раз назвал жену «жидовкой», требуя благодарности за приобщение к титульной нации. Сама Тая происходила из семьи, хорошо известной в научных кругах и влиятельной к тому же. На супруга она не обижалась, понимала, что сваляла дурочку сама, родные отговаривали, но не преуспели. Тая собиралась сбежать от постылого мужа в первом же отпуске, но так, чтобы не сильно портить ему карьеру, мужик мало в чем виноват, какой есть, сама выбирала. Родные обещали посодействовать, Тая им писала жалобные письма, отправляла с курьером, не исключается, что тот был на особом доверии, как и сам Алик. Насчет замужества после развода Тая не обнадежила, сказала, что пока поживет в свое удовольствие, но оказала дружескую услугу. Всем хороша Маша, жаль, что не наша, и Тая к тому же.
Ей Алик поведал историю с камнем с пятого на десятое, сказал, что привез наследство от дальнего родича, показал местному перекупщику, был скандал с мешком взрывчатки, но проехали. Тая осмотрела камень, подержала в руках и сказала, что она не специалист, но уважаемый родной дядя, он-таки – да и даже очень, написал машинную программу по огранке минералов и получил престижную премию за службу отечеству. К нему возможно обратиться, понятно, через нее. Перед отъездом получил телефон дяди, записку от племянницы и предупреждение, чтобы ничего профессору не сулить, иначе будет изгнан поганою метлой. Денег у дяди куры не клюют, любезность он может сделать в честь племянницы при условии, что она не совершит повторной ошибки при замужестве, в этом можно заверить, если спросят. У дяди Алик побывал, камень предъявил, получил инструкцию, туманную донельзя. Если случится быть в городе Амстердаме, то при алмазной бирже крутится множество народу, есть бывшие соотечественники, назвал пару фамилий, одну подчеркнул, предупредил, что мужик известный аферист, но дело знает. Можно сослаться на дядюшку, только устно.
«…Ну хоть что-то, лучше хрен, чем ни хрена, а до Амстердама путь далек и долог, пока будем жить между Прагой и Будапештом, а летом поедем в Болгарию на море, там у сестриного мужа (бывшего или как…) есть домик на Черном море, сейчас вложил чуток денег, будем строить дворец не хуже, чем царские в Крыму, заодно посмотрим, как они устроились в Ялте и в Мисхоре. Цари то есть, императорская фамилия…»
О сестре Лизавете сказалась отдельная история, тем более, что Ольга была отчасти с золовкой знакома, теперь следовало привыкать к родственнице воленс-ноленс, то есть волей-неволей. Та училась в Москве в «плешке» (у родителей имелись хорошие связи) перед дипломом вышла замуж за перестарка из торговых, осталась в столице, потом они развелись и разменялись с доплатой, родители помогли. Дальше, не приходя в сознание, сеструха завела заморского хахаля, болгарина Васко Чернокрылева (тот строил в Москве элитное жилье, но учился заочно), едва успели жениться до рождения Ксеньки, но дальше пошла катавасия, до сих пор не поняли, как им жить дальше.
Вышло вот что. Когда Ксеньке пошел второй годик, зятек сговорил Лизавету ехать в родные края пожить с его родичами, мол, у них в горах отличный дом типа швейцарского шале, свежий воздух летом, лыжи зимой, и все такое прочее. Когда приехали, оказалось, что это деревня около зимнего курорта Пампорово, каменный двухэтажный дом был в порядке, но жила там чертова уйма народа и во дворе полно скотины. Социализм в стране Болгарии производился без фанатизма, собственность мелкого размера дозволялась.
Чуть ли не с первого дня родные Васила дали понять невестке, что она должна принять участие в сельских работах, ухаживать за коровами и даже их доить, иначе им не очень понятно, зачем она приехала и у них проживает. Лизавета коров не выносила с детства, деревенская бабушка имела привычку толковать об острых рогах и зверском коварстве самых тихих буренок. По этой и по многим другим причинам Лизавета наотрез отказалась вступать в семью и делить с ними патриархальный сельский быт. С мужем последовали объяснения, потом молодая заявила, что их неправильно поняли, они приехали погостить, и отбудут через пару недель. Васко остался на селе, потому что в семье происходил раздел наследства после деда с бабкой, и уезжать было не резон. И вот недавно болгарские родичи разделили дома и угодья, у них с приусадебной собственностью всегда были послабления, и в городах никто в коммунальных квартирах не жил, это к слову.
Васил взял при разделе старый дом на дальнем Юге, на морском берегу, там до первой мировой войны жили греки, но все вышли, а домина остался. Дед с бабкой владели, но не жили, места почитались не своими и дикими, в древности там было известное пиратское гнездо. Недавно зять позвал Алика посмотреть хоромы, они пребывали в запустении, но Васко мечтал восстановить и устроить пансион у моря, если Лизавета не станет возражать, у них было принято, как у нас в Крыму и в Сочах.
Насчет пансиона дело повисло в воздухе, но Алик вошел в долю, обещал восстановить хоромы в духе времени силами местных умельцев, с тем, чтобы половина собственности была его, а с другой Васко и Лизавета могут делать, что захотят. Алик знал свою сеструху, хоть заведовала она общепитом по профессии, но хозяйкой частной гостиницы вряд ли захотела бы стать, слишком оно хлопотно и не слишком выгодно.
Однако, когда дворец отстроится, можно будет жить летом при полном комфорте, места сказочные, море теплое, пляжи с белым песком, народу почти никого, не то что в Златых Песках или на Солнечном Бряге. Рядом течет сквозь заповедные угодья река Ропотамо, только бегемотов в ней не водится, а то