отъезду пьёт.

Да пошли эти калики во чисто́ полё.

Да во ту же де во порушку, во то время

Ай наехал де Владимёр стольнёй-киевской.

Ай стречаёт Опраксея Королевичьня;

115 Ише стал тогды Владимёр стольней-киевской,

Ай спросил у ’праксеи Королевичьни —

Ис которой он ис чаши по приезду пьёт;

Не нашли этой ведь чаши они негде́ ею́.

Говорила Опраксея Королевисьня:

120 «Уж ты вой еси, Владимёр стольнёй-киевской!

Ишше были е́та калики перехожия —

Видно, взели чашу твою они красного золота».

Говорил тогды Владимёр стольнёй-киевской:

«Уж ты вой еси, Олёшенька Поповиць сын!

125 Поежжай-ко-се ты, съезди во чисто́ поле,

Состыди-тко-се ты калик да перехожия, —

Не попала ли има чаша красна золота,

Ис которой я ис чаши по приезду пью?»

Ишше в те поры Олёша не ослышилсэ;

130 Лёкко, скоро сам он скаче на добро́м кони,

Да поехал де Олёша во чисто́ полё,

Он наехал де калик да перехожия,

Он крычал, зычал тогды им зыцьним голосом:

«Уж вы воры, вы калики перехожия!

135 Вы украли у Владимёра чашу красна золота,

Ис которой де Владимёр по приезду пье́т».

Услыхали де калики перехожия;

Становилисе калики на зеле́ной луг,

Они на зелёной луг, сами во единой круг,

140 Они копьи-ти в земьлю испотыкали,

Они суночки, котомки исповесили,

Да как взе́ли де Олёшу-ту за белы́ руки,

Ишше знели Олёшу со добра́ коня,

Оттыка́ли Оле́ше подштанники[374]

145 И нахлопали Олёше ж... до́ красна.

Да поехал де Олёша в красён Киев град;

Ай приехал он ко князю ко Владимеру,

Ишше сам он говорил таково слово:

«Ай не мог-то я состы́кчи калик-то перехожия».

150 Говорил тогды Владимёр стольнёй-киевской:

«Уж ты вой еси, Добрынюшка да Микитиць сын!

Поезжай-ко ты, сьезди во чисто́ полё,

Постыди-тко-се калик да перехожия;

Не попала ли им чаша красного золота?»

155 Ише в те́ поры Добрынюшка не ослышилсэ;

Лёкко, скоро он ведь скачет на добра́ коня,

Ай поехал Добрынюшка во чисто́ полё

Да состык-то калик-то да перехожия;

Он крычал, зычал каликам засьним голосом:

160 «Уж вы стойте-тко, калики перехожия!

Не попала ли вам в суночки-котомочки,

Не попала ли вам чаша кра́сного золота,

Ис которой де Владимёр по приезду пье́т?»

Услыхали де калики перехожия;

165 Становилисе калики на зеле́ной луг,

На зеле́ной луг калики во единой круг,

Ишше копьиця вь земьлю испотыкали,

Ишше суночки-котомки исповесили;

Они стали де искать сами промежу́ собой

170 Во тих жа во суночках, во котомочках;

Ай нашли как ету чашу красного золота

У того де Михайла Михайло́виця,

Ишше отдали чашу красного золота

Ай тому же де Добрынюшки да Микитицю.

175 Ай Добрынюшка поехал в красён Киев град,

И привёз-то он ко князю-ту да Владимеру,

Ишше отдал он чашу красного золота.

Ишше стали де Михайлушка своим судом,

Ишше судят де Михаила Михайло́виця:

180 Ай речист-от язык они тянут те́менём,

Ишше ясны-ти очи тянут они косичеми,

Ай рети́во-то сердечушко промежу́ плечи,

Вдостали́ тут селитру́ жгут на белы́х грудях,

Вдостали́ де как отсекли буйну́ ему головушку;

185 Ай оставили Михайлушка на чисто́м поли,

Да пошли ети калики, куды им путь лежит.

Недалёко ведь отошли они от Михайлушка —

Состыгат их да Михайло Михайло́виць сын,

А крычит-то он, зычит им зычьним голосом:

190 «Уж вы братцы-калики перехожия!

Ай зачим меня оставили во чисто́м поли?»

Услыхали де калики перехожия;

Становилисе калики на зеле́ной луг,

На зеле́ной-от луг они во единой круг;

195 Они посохи-ти вь земьлю испотыкали,

Они суночки-котомочки исповесили,

Ишше стали де Михайлушка во второй након,

Во второй након ведь стали ёго судить своим судом:

Да речист-от язык они опять тянуть те́менём;

200 Ишше ясны-ти очи тяну́ть опять косичеми,

Да рети́во-то сердечко тя́нуть они те́менём,

Они жгут-то селитру-ту на белы́х грудях,

Вдостали́-то отсекали буйну́ головушку;

Ише сами де пошли, куды им путь лежит.

205 Ай состыг опять Михайлушко во второй након

А крычит-то он, зычит им зычьним голосом:[375]

«Уж вы братцы-калики перехожия!

Ай зачим меня оставили в чисто́м поли?»

Услыхали де калики перехожия;

210 Становилисе калики на зеле́ной луг,

На зеле́ной-от луг они во единой круг;

Они посохи-ти в землю испотыкали,

Они суночки-котомочки исповесили,

Ишше стали де Михайлушка во третей након,

215 Во третей након ведь стали ёго судить своим судом:

Да речист-от язык они опять тянут те́менём,

Ишше ясны-ти очи тяну́т опеть косичеми,

Да рети́во-то сердечко тя́нут они те́менём,

Они жгут-то селитру-ту на белы́х грудях,

220 Вдостали́-то отсекали буйну́ головушку;

Ише сами де пошли, куды им путь лежит.

Да состыг-то их Михайлушко во третей након.

Ай судили де калики во трете́й након,

Ай розьсекли, розметали его на мелки части же,

225 Ишше сами-ти пошли, куда им путь лежит.

Да состыг-то их Михайлушко Михайло́виць сын:

«Уж вы вой еси, вы братья-калики перехожия!

Ай зачим же оставьляите во чисто́м поли?»

Становилисе калики на зелёной луг,

230 На зелёной они луг стали во единой круг;

Ишше копьиця-ти вь земьлю испотыкали,

Они суночки-котомки исповесили,

Ишше сами говорили да таково слово:

«Ты просьти-тко-се, Михайлушко Михайло́виць сын,

235 Ты просьти-тко-се, Михайло, ты в таковой вины!»

147. ВАСИЛИЙ КЕСАРИЙСКИЙ

Слава есь Василью Великому, Кисаринскому чудотворцу!

И стоял Василей двадцеть пять лет во Божьею церквы,

Во папе́рьти у притвора на молитвы;

Молилсэ Василей Восподу Боѓу от жаланья

5 Со те́плыма серьдецами,

Со горючима со сьлезами.

Сьвет пресьветая Боѓородица

С небеси гласом прогласила

И сама глаголала:

10 «Ты, сьвет Василей,

Великая Кисаринския чудотворец!

Хороша