И не столько ведь уже и важно — моральной или физической. Главное что и буквально же — черного смертельно-смертоносного пятна! Жаль только — без балахона с капюшоном и косы. Но это же лишь лирика и какой-никакой романтизм, на деле же — никому ненужный антураж и атрибутика. Ему же и опять-таки для нее было достаточно и своей же короткой стрижки-шевелюры в цвет же ей кожаной куртки, футболки под ней, потертых джинс на кожаном ремне с грубыми и толстыми цепями и лакированных ботинок, утянутых донельзя шнуровкой. Пока же и единственное, что было светлым в нем — его лицо. Но и света же особо, как и особого это обстоятельство и уточнение не добавляло как в принципе и с дополнением же в виде: черно-белого тонкого керамического кольца в сплетении двух обручей, как символ вечности, с белыми же фианитами на белом и гравировкой сзади: Полина и черными соответственно на черном, как и гравировкой: Женя на правом же безымянном, белого керамического крестика-подвески с крестиком поменьше и из черных фианитов на нем на тонкой короткой бело-черной и длинной белой цепочках в сплетении на груди с гравировкой сзади: С в квадрате и браслета из черных, черно-белых и черно-серых бусин под стать ребятам и самому же Александру с двумя керамическими черными крыльями с гравировкой сзади: Е и с тонкой белой стальной нитью по контуру перьев с гравировкой: В и черно-серое керамическое крыло с гравировкой: Н, так и в общем будучи лишь пятнышком, брешью и дыркой, даже и не звездой на ночном небосклоне. Не говоря уже и о его темных сейчас как и ни с кем же еще из своих болотистых с примесью холодного зеленого и такого же коричневого цвета глазах.

— Это не я! — Тут же открестилась Карина, еще и замахав руками ко всему перед собой и так, чтобы видно было еще и Софии. — Клянусь! Кто-то за меня… и до… успел.

Брюнетка же будто не слышала ее. Или и не будто, но и пока что точно — не хотела слышать. Пребывая в каком-то своем мире и вакууме же из мыслей. Не подпуская и не допуская же к себе и на пушечный же выстрел елейные сахарные нотки оправданий и воздушные перекати-поле спокойствия извне. Смотря же теперь и так же ведь в то же время и не на того, кто же еще мог знать ее прозвище, помимо все тех же Карины и Полины, но и так нагло же еще и пользоваться им, называя ее так и при всех же — на своего брата Женю. Конечно же, это был он! И только — он. Кто и без всяческих же обиняков, нисколько не стесняясь и нистолько же не думая о чужой зоне комфорта, как и личном пространстве, принципиально вытаскивал всех и вся, все из нее же. Будто и из скорлупы и раковины. Шкафа! Почти что и насильно. Ведь и без какого-либо встречного желания, хотения, разрешения и чего уж там — просьб. Наперекор им. И только же в такие моменты она, на самом деле, понимала — каково Александру от ее «крестной феи» и «рук божьих». А она же ведь еще называла его так — не при всех. И вот, казалось бы, ну и что тут такого? Ну, Тоф. Да. Тофифи. Тофи. Фи. Но и надо ж было так умеючи поизгаляться, поиздеваться-то над именем и его же носителем, чтоб не только от эмоций, с которыми эти прозвища произносились трясло, но и от них же самих. Как и от себя. И от произнесшего и произносящего их — по большей же части и более в мужском же роде.

— Кто же мог подумать, что он так быстро отреагирует и приедет, да? — Закусила нижнюю губу шатенка. Стараясь сейчас и именно же сейчас не смотреть на Софию даже искоса, чтобы только лишний раз не попасть под горячий взгляд и руку. И даже отошла чуть назад, скрываясь за и в тени же колонны. Благодаря еще ее про себя и за то, что та, в свою же очередь, уже находилась от нее и с другой стороны. Пусть и пока, но и знатно же дав ей этим форы — для успокоения, приведения себя и мыслей же в порядок и какой-то хоть безопасности. Пусть и на время. Пусть и с приблизившимся уже непосредственно дождевым фронтом, зависшим над их головами сплошной темной тучей и вот-вот готовым же пролиться. А ведь для остальных все еще было солнце и ясная погода.

— Да-а-а… — потянула гласную София. С одной стороны, будто бы и продолжая находиться на грани своего внутреннего и другого внешнего мира. А с другой — будто и специально еще больше нагнетая обстановку, приглушая ее на шестом или седьмом повторении. — Вот только… кто и… мог? Нет, не так… Этот кто-то вообще думал? И чем — тут же, не отходя же и от кассы, хочется спросить?! — Рявкнула рьяно она, тут же постаравшись понизить голос до хрипа, а там и до шипения с рыком. Неожиданно же и вновь для себя вспомнив ужастик «Тихое место». И так же неожиданно сглотнув от мысли — насколько же все сейчас с ним схоже и так же ведь одновременно отлично. Главное же пока и просто — не делать резких движений. Как и не создавать лишних звуков. А лучше же — вообще молчать, пока не попросят и не спросят. Себе же дороже. Как и безопаснее!

****

Женя же в это самое время почти что уже и подошел и готов был проследовать к порожкам, прямиком же и поднявшись по ним, но вовремя для всех, нежели и для себя, был остановлен и прямо же пойман тремя ребятами, вышед-вылетевшими почти сразу из знакомой же уже и ему машины и перегородившими в секунду ему путь, как и почти что весь вид на то, что происходило и не за их же спинами. И он повелся. Так почти легко и просто. Ведь и правда же еще и ненадолго — просек же всю фишку со своим временным задержанием ими сразу. Но и все-таки решил для и про себя дать им в этом и этот же шанс. Как и себе же — немного успокоиться. Да и форы же той, кого не терял ни вовсе, ни никак из виду до сих пор, получив по итогу и куда же лучше вид наверх, будто и с тремя же