Но прежде чем это происходит, Джордж успевает сказать емунесколько слов. Голос спокойный, непохожий на привычный рев радиокомментатора.

«Твои спасатели уже в пути, — говорит он. — Сохраняйхладнокровие, малыш. Сохра…»

— Проши-ПАЙША, говнюк!

Сдавленную грубыми пальцами лодыжку пронзает боль. С крикомТайлер открывает глаза. В этот момент он возвращается и в реальный мир, и внаше повествование.

***

Сразу вспоминает, где находится. Это камера с покрывшейсяржавым налетом железной решеткой, расположенная в каменном коридоре, которыйосвещен тусклыми электрическими лампами. В одном углу — миска с какой-топохлебкой. В другом — ведро, куда он может справить малую нужду (или большую,если надо, но, к счастью, такого желания у него не возникало). Кроме миски иведра, в камере только старый, рваный матрац, откуда Берни только что егостащил.

— Ну вот, — ворчит Берни. — Наконец-то проснулся. Этохорошо. А теперь поднимайся. На ноги, подтиральщик. Нет у меня лишнего времени.

Тайлер встает. Кружится голова, он подносит руку к макушке.К тому месту, на котором запеклась кровь. От прикосновения боль прошибает дочелюсти, зато голова больше не кружится. Он смотрит на руку. На ней засохшаякровь. «Вот куда он ударил меня своим чертовым камнем. Ударил бы чуть сильнее,я бы уже играл на арфе».

Но и старику тоже досталось. Рубашка в крови, лицо восковое,бледное. За его спиной открытая дверь камеры. Тай прикидывает расстояние докоридора, надеясь, что Берни не догадывается о его намерениях. Но Берни в этихделах — дока. Не один малыш пытался удрать от него на кровоточащих ножках,хо-хо.

Он сует руку в кожаный мешок и достает какое-то устройство спистолетной рукояткой и блестящим стальным набалдашником на конце ствола.

— Знаешь, что это такое, Тайлер? — спрашивает Берни.

— «Тазер»,[118] — отвечает Тай. — Не так ли?

Берни лыбится, обнажая остатки зубов.

— Умный мальчик! Наблюдательный. Не зря смотришь телевизор.Да, это «Тазер». Но специальная модель. Сваливает корову с расстояния втридцать ярдов. Понятно? Попытаешься бежать — я тебя тут же уложу. Пошлиотсюда.

Тай выходит из камеры. Он понятия не имеет, куда этотужасный старик собирается отвести его, но все равно испытывает облегчение,покинув камеру. Он знает, что был не первым ребенком, который пытался слезамиусыпить себя на этом рваном матраце, даже не десятым.

Может, и не пятидесятым.

— Повернись налево.

Тай подчиняется. Теперь старик — позади него. А мгновениеспустя костлявые пальцы ухватывает его за ягодицу. Старик проделывает это не впервый раз (и всегда мальчик вспоминает ведьму из сказки «Гензель и Гретель»,которая просит заблудившихся детей выставить руки из своей клетки), но на этотраз прикосновение другое. Хватка явно слабее.

«Скорее помирай, — думает Тайлер… И мысль эта, холоднойрасчетливостью, могла бы принадлежать Джуди. — Скорее помирай, старик, тогдамне не придется тебе в этом помогать».

— Это мое, — говорит старик… но дышит он тяжело, голосунедостает уверенности. — Половину сварю, половину поджарю. С беконом.

— Не думаю, что тебе удастся съесть много. — Тай удивленспокойствию своего голоса. — Похоже, кто-то провентилировал тебе жи…

Слышится треск электрического разряда, боль пронзает левоеплечо. Тай кричит, приваливается к стене коридора напротив своей камеры,пытается потереть пораженное место, пытается не плакать, пытается удержатьостатки прекрасного сна, в котором он присутствовал на игре с Джорджем Рэтбаноми другими победителями «Пивного конкурса» KDCU. Он, конечно, знает, что в этомгоду забыл послать открытку-заявку на участие в конкурсе, но во сне такиемелочи значения не имеют. Тем-то и хороши сны.

Однако боль слишком сильна. И несмотря на все старания,несмотря на сильные гены, унаследованные от Джуди Маршалл, из глаз бегут слезы.

— Хочешь еще? — скрипит старик. Голос больной и истеричный,а это опасное сочетание, о чем знают даже мальчики в возрасте Тая. — Хочешьеще, для острастки?

— Нет, — выдыхает Тай. — Не надо бить меня электроразрядом,пожалуйста, не надо.

— Тогда шагай! И что б больше никаких комментариев.

Тай шагает. Он слышит, что где-то капает вода. Откуда-тоиздалека доносится карканье вороны, возможно, той самой, что подманила его кживой изгороди. Ему бы сейчас ружье Эбби двадцать второго калибра, он быразметал дробью эти блестящие черные перышки. Но мир, в котором он прожил всюсвою жизнь, похоже, за сотни световых лет от него. Джордж Рэтбан, конечно,сказал, что спасатели уже спешат к нему, и иногда сны оборачиваются явью. Мамакак-то сказала ему об этом, задолго до того, как у нее поехала крыша.

Они подходят к винтовой лестнице, которая, кажется,ввинчивается в центр Земли. Из глубин поднимаются запах серы и, жар огня. Вродебы он слышит крики и стоны. А грохот машин определенно слышит. Зловещий скриптранспортеров и цепей.

Тай останавливается, думая, что старик применит «Тазер» лишьв случае крайней необходимости. Потому что Тай может упасть с этой длиннойвинтовой лестницы. Может удариться головой, может сломать шею, может свалитьсявниз. А старику он нужен живым. По крайней мере пока. Тай не знает почему, нодоверяет своей интуиции.

— Куда мы идем, мистер?

— Узнаешь. — Берни тяжело дышит. — И ты ошибаешься, еслидумаешь, что я не решусь пощекотать тебя «Тазером», пока ты на лестнице. Шагай.

Тайлер Маршалл идет по ступеням, спускается мимо огромныхгалерей и широких балконов, по кругу и вниз. Иногда воздух пахнет кислойкапустой. Иногда — сгоревшими свечами. Иногда — сыростью. Он насчитывает стопятьдесят ступеней, перестает считать. Бедра горят. За спиной шумно дышитстарик, дважды спотыкается, выругавшись, хватается за древние перила.

— Стой, паршивец. — У старика перехватывает дыхание. —Повернись ко мне.

Повернувшись, Тайлер удовлетворенно отмечает, что пятно нарубашке старика стало больше. Кровавые разводы ползут к плечам, пояс мешковатыхстарых джинсов потемнел. Но рука, держащая «Тазер», тверда.

«Черт бы тебя побрал, — думает Тайлер. — Тебе самое место ваду».