Бернсайд оставляет секатор на широкой спине Шустрика исожалеет, что у него нет времени справить малую нужду на тело, а большую — вголову, но мистер Маншан торопит: «Фремя, фремя, фремя».

— Я не дурак, тебе нет нужды поучать меня, — отвечаетБернсайд.

Выходит из кабинета, из комнатенки мисс Вайлес. Уже в холлевидит перемигивающиеся «маячки» двух патрульных машин, припаркованных за живойизгородью. Остановились они недалеко от места, где он крепко сжал рукой шеюТайлера Маршалла. Берни чуть прибавляет шагу. Когда добирается до коридора«Маргаритки», двое полицейских с детскими лицами проламываются сквозь живуюизгородь.

Батч Йеркса уже стоит у стола, протирает глаза. Смотрит наБернсайда и спрашивает:

— Что случилось?

— Выметайся отсюда, — отвечает Берни. — Отведи их в кабинет.Макстон ранен.

— Ранен? — Вместо того чтобы сдвинуться с места, Батчтаращится на залитые кровью одежду и руки Бернсайда.

— Иди!

Батч поворачивается к холлу, и когда молодые полицейскиевлетают в большие стеклянные двери, постер Ребекки Вайлес давно уже снят, Батчкричит, указывая направо:

— Кабинет! Босс ранен!

Пока Йеркса общается с копами, Чарльз Бернсайдпротискивается мимо него. Мгновением позже входит в мужской туалет крыла«Маргаритка» и прямиком направляется к одной из кабинок.

***

А как там Джек Сойер? Мы уже знаем. Да, мы знаем, что онзаснул на краю кукурузного поля, у подножия холма в западной частиНорвэй-Вэлли. Мы знаем, что тело его становилось все легче, все большенапоминало клок тумана или облако. Потом потеряло очертания, стало прозрачным,Джек, разумеется, при этом спал. И во сне, это мы можем только предположить,видел небо цвета скорлупы яйца малиновки, которое раскинулось над поместьем наРоксбери-драйв, что на Беверли Хиллс, где Джекки шесть, шесть, шесть лет илидвенадцать, двенадцать, двенадцать, а может, и шесть и двенадцать одновременно,а папа клево играет на трубе, трубе, трубе («Плевать на этот сон», — сказал бывам Генри Шейк, последняя мелодия альбома Декстера Гордона «Папа играет натрубе»). В этом сне все отправились в путешествие и никто не отправился куда-тоеще, странник-мальчик заполучил главный приз, а Лили Кевинью Сойер поймалашмеля в стакан. Улыбаясь, она вынесла стакан со шмелем за двери и выпустилаего. Вот шмель и путешествовал в Запределье и обратно; во время его путешествиймиры двигались своим загадочным курсом, соприкасались, содрогались,отталкивались, и Джек тоже путешествовал своим загадочным курсом в бесконечносинее, цвета скорлупы яйца малиновки небо, следуя за шмелем, возвращался вДолины, где и спал посреди затихшего поля. В том же самом сне Джек Сойер, человекмоложе двенадцати и старше тридцати лет, сокрушенный горем и любовью, навещаетнекую женщину. И она ложится рядом с ним в постель из мягкой травы, и онаобнимает его, и его благодарное тело познает блаженство ее прикосновений,поцелуев, благословения. Что они делали вдвоем в запредельных Долинах, нас некасается, поэтому мы и присоединяем наше благословение к благословению Софи иоставляем их блаженствовать в обществе друг друга, этих мальчика и девочку,этих мужчину и женщину.

***

Возвращение, естественно, сопровождается чистыми,насыщенными запахами земли и кукурузы, кукареканьем петуха на ферме кузеновГилбертсона. Паутина поблескивает капельками росы возле покрытого мхом камня.Муравей ползет по запястью Джека, тащит травинку, изогнутую буквой V, в остромуглу которой блестит и подрагивает крошечная карелька только что образовавшейсяводы. Чувствуя себя дивно отдохнувшим, будто родившимся заново, Джек осторожносбрасывает трудолюбивого муравья на землю, поднимается. Роса сверкает на еговолосах и бровях. В полумиле от него, за полем, луг Генри раскинулся вокругдома Генри. Тигровые лилии дрожат на холодном утреннем ветру.

Тигровые лилии дрожат…

Увидев капот своего пикапа, высовывающийся из-за дома, онвспоминает все. Мышонка, слово, которое дал Мышонку.

Дом Генри, студию Генри, его предсмертное послание. К этомувремени копы и эксперты уже должны уехать, залитый кровью дом опустеть. ДейлГилбертсон и, возможно, детективы Браун и Блэк, наверное, сейчас ищут его.Детективы Джека не интересуют, а вот с Дейлом он хочет поговорить.

Пора познакомить Дейла с некоторыми удивительными фактами.От этого глаза у Дейла, конечно же, полезут на лоб, но, как известно, не разбивяиц, омлета не приготовить. Так что Дейлу придется выслушать все, что скажетему Джек, потому что его верность и решительность нужны Джеку в грядущемпутешествии по «Черному дому».

Проходя вдоль дома Генри, Джек касается стены губами, целуядерево. «Тебе, Генри. От всех миров, от Тайлера Маршалла, от Джуди, от Софи иот меня. Генри Лайдену».

Сотовый, оставленный в кабине «доджа», сохраняет трисообщения, все от Дейла, которые он стирает, не прослушивая.

Дома на автоответчике мигает красная цифра 4. Джек нажимаетклавишу «PLAYBACK». Четыре раза Дейл, голос которого все больше переполняетотчаяние, просит Джека Сойера сообщить о своем местонахождении и переговорить сним о смерти своего дяди и его друга Генри, а также о резне в «Макстоне», Дейлтакже хочет знать, что известно Джеку о некоем Чарльзе Бернсайде.

Джек смотрит на наручные часы и, подумав, что быть такого неможет, переводит взгляд на часы в кухне. Нет, наручные часы не сбились сосчета. 5.42 утра, и хорек все еще ползает за амбаром Рэнди и КентаГилбертсонов. Усталость вдруг наваливается на него, более тяжелая, чемгравитация. Кто-то, конечно же, дежурит в полицейском участке на Самнер-стрит,но Дейл наверняка спит в своей кровати, а говорить Джек хочет только с Дейлом.Он широко, словно кот, зевает. Даже газету еще не привезли!

Он снимает пиджак и зевает вновь, еще шире, чем в первыйраз. Может, кукурузное поле не столь уж удобно для сна: шея Джека неповорачивается, спина болит. Он заставляет себя подняться по лестнице, бросаетодежду на банкетку в спальне, плюхается в постель. Над банкеткой виситсолнечное полотно Фэрфилда Портера, и Джек вспоминает, как отреагировал на негоДейл в тот день, когда они распаковывали и развешивали картины. Он влюбился впейзаж, как только увидел его, возможно, для Дейла стало откровением, чтопроизведение живописи может произвести на него столь сильное впечатление.«Ладно, думает Джек, — если нам удастся выйти из „Черного дома“ живыми, яподарю картину ему. И заставлю его ее взять: пригрожу порубить на куски исжечь, если он откажется. Скажу, что иначе отдам ее Уэнделлу Грину!»

Его глаза уже закрываются, он заползает под простыню иисчезает, на этот раз только фигурально, из нашего мира. Ему снится сон.

Он идет по петляющей в лесу тропе, спускающейся по склонухолма к горящему дому. Звери и чудовища ревут и воют по обе ее стороны, восновном не показываясь на глаза, но иной раз перед ним мелькают когтистыелапы, раздвоенные хвосты, перепончатые крылья. Их он отсекает тяжелым мечом.Рука болит, все тело ломит. Он теряет кровь, но не чувствует и не видит, гденаходится рана, знает только, что кровь медленно стекает по ногам. Люди,которые отправились с ним в поход, мертвы, и он сам, возможно, умирает. Онстрашно сожалеет о том, что остался в полном одиночестве. Он в ужасе.