лошади и рабы перетащили галеры по плавным склонам Шиберраса. Спустить их на воду предполагалось на дальнем конце Великой гавани, близ Марсы, на расстоянии примерно в милю. Когда весь флот окажется в сборе, он совершит атаку на незащищенное северо-западное побережье Сенглеа. В то же самое время основная громада армии пойдет на штурм полуострова с земли, где на его защите стоит лишь слабый форт Сант-Мишель.

Битве будет предшествовать массированный артиллерийский огонь. Тысячи людей уже приступили к тяжелой работе. Им предстояло переместить артиллерию на новые позиции, на холмы Коррадино, наискосок от Сенглеа через бухту Френч-Крик на противоположной стороне от Биргу. Часть пушек разместили на высотах близ монастыря Святой Маргариты. Как и в случае с фортом Сант-Эльмо, пушки в любом случае окажутся выше, чем укрепления. Их мощный огонь быстро уничтожит Биргу и Сенглеа, как и случилось с фортом Сант-Эльмо.

Это будет гениальный ход, Мустафа не сомневался.

У Шабуха горели все кишки. Он лежал на походной кровати в тени дерева в Марсе, где армия разместила свой основной полевой госпиталь. Больных и раненых было слишком много, разместить всех в палатках не представлялось возможным, поэтому сотни людей лежали под открытым небом. Больше людей страдало от дизентерии и других болезней, чем от полученных в сражении ран. Поговаривали, что армия уже потеряла четверть солдат, а по другим сведениям – даже больше. Из двадцати янычар под командованием Шабуха четырнадцать были выведены из строя, хотя ни один из них не был ранен.

Наконец кто-то догадался, что рыцари отравили воду, использовав коварный, медленно действующий яд. Колодцы очистили, но слишком поздно для многих. Некоторых самых тяжелых больных увезли на галерах в Триполи. Доктор настоятельно рекомендовал Шабуху последовать с ними, но тот отказался. Он дополз на четвереньках обратно до своей койки. Ему уже пришлось пропустить взятие форта Сант-Эльмо, поэтому он не мог допустить, чтобы и Биргу взяли без него. Однако, несмотря на решительный настрой, он все никак не выздоравливал. Прошло уже несколько недель, а он по-прежнему мучился рвотой и поносом и не знал, что ему делать в первую очередь – то ли наклоняться, то ли присаживаться на корточки. Голова раскалывалась, язык не шевелился. Он еще никогда так сильно не болел. Он то впадал в забытье, то на время приходил в себя. В светлые минуты он беспокоился о том, что, если он умрет, Аллах не засчитает его смерть как заслуженную в джихаде против неверных. Шабух думал о том, что после подготовки к войне, которую он вел всю жизнь, Аллах не допустит, чтобы он умер от бесславного поноса.

Когда Фенсу оказался на пристани, ему раздробило осколком косточку над стопой. Рана была болезненная, но не опасная. Гораздо более серьезный вред нанес ему удар янычара топором в пещере. Фенсу презирал себя за то, что выбрал неверный план спасения во время осады. Он обманулся, поверив в то, что битва между турками и орденом их не коснется, думал, что сумеет отсидеться в пещере, пока они убивают друг друга. Его глупость стоила Элли жизни, как и Виллано, Каталдо и их семьям. И хотя он не испытывал любви к рыцарям, теперь для него не стояло вопроса, что делать дальше.

Фенсу нашел прибежище в доме Луки Борга, как и Елена с Моисеем и еще сорок человек. Поначалу он просто лежал под кухонным столом, лелея свою раненую ногу и предаваясь трагическим мыслям. Его единственной компанией была овца, ожидавшая неминуемой встречи с горшочком и очагом. Все остальные уходили на целый день помогать в обороне города, даже Моисей. Великий магистр приказал снести еще больше домов с наружной стороны стен, расположенных на противоположном от моря конце Биргу и Сенглеа. Каждая женщина, каждый ребенок, способный поднять и перенести камень, был привлечен к работе. Камни переносили внутрь стен, где их раскалывали на куски, которыми можно было забрасывать врага, когда он приблизится к городу.

В первую же ночь в дом Луки Борга вернулось на четыре человека меньше. Кто-то стал жертвой непрерывного обстрела, хотя это была лишь десятая часть того ада, который ожидался, как только все турецкие пушки окажутся на месте. На стены города уже были направлены двадцать четыре пушки и два огромных василиска. Дом Луки не попадал под огонь, но все могло измениться, когда турки достроят огневые площадки на высотах Сальвадора, через Калкара-Крик от лазарета. Даже сейчас стены дрожали весь день, а с балок сыпалась пыль.

Доносившиеся с улицы крики заглушало лишь блеяние испуганной овцы, и Фенсу знал: если он пробудет дома еще день, то непременно сойдет с ума. Он туго забинтовал ногу и попытался опереться на нее. Застонав от боли, он решил, что придется еще день-другой подождать. Однако вечером, глядя на измученные лица женщин и детей, понял: ждать больше нельзя. Носить камни он не мог, но для него нашлось немало другой работы. Он мастерил огненные обручи, из одежды умерших шил мешки, которые потом заполнялись землей и битым камнем, после чего складывались штабелями, чтобы затем с их помощью можно было быстро залатать бреши в укреплениях. На оружейном дворе Фенсу помогал разламывать крупные рыбацкие лодки, пришвартованные в бухте Биргу. Каждый гвоздь сохраняли для изготовления взрывчатки, каждую доску откладывали для укрепления стен. Он работал по двадцать часов в день.

Турецкий солдат по имени Ласкарис, выходец из знатной византийской семьи, похищенный турками много лет назад, перешел на сторону рыцарей. Он раскрыл ла Валетту планы Мустафы по нападению с моря. В общих чертах великий магистр уже догадался о том, что готовят турки, когда увидел, как целая армия рабочих возится с лодками, однако Ласкарис добавил к общей картине важные детали. Ла Валетт принял решение возвести палисад вдоль незащищенного берега Сенглеа. Такой палисад – ряд заостренных кольев, плотно соединенных друг с другом, – должен был выходить к воде, образуя первую линию защиты против атакующих кораблей.

Кинули клич среди тех, кто хорошо плавает. Фенсу вызвался добровольцем, зная, что работа в воде хорошо ему дается даже с раненой ногой. Вместе с другими пловцами, в основном мальтийскими рыбаками и моряками, он раз за разом нырял в воды Сенглеа, вкапывая массивные колья в глубокий песок или протискивая их между камнями. Там, где было слишком глубоко либо дно оказывалось слишком твердым, они связывали корабельные мачты в своего рода подводные сети, заполняющие пространство между кольями, а потом добавляли более короткие колья в каркас ниже линии воды. На концы насаживались железные кольца, через которые продевались цепи, удерживающие конструкцию на месте и создавая прекрасную преграду как для людей, так и для кораблей. Всю работу приходилось проделывать ночью, поскольку турецкие снайперы уже расположились вдоль холмов над Френч-Крик. От рассвета до заката территорией распоряжались турки, а от заката до рассвета – мальтийские ныряльщики.

Каждое утро все взгляды устремлялись к гавани, чтобы посмотреть, сколько еще прибыло турецких кораблей. Ласкарис сказал, что, когда судов будет восемьдесят, начнется атака. На четвертый день их насчитывалось пятьдесят три. На пятый – шестьдесят два. Было видно, как отряды разбивают стоянку на холмах Коррадино над фортом Сант-Мишель, самой слабой точкой обороны. В то же время турецкая артиллерия вела непрерывные обстрелы. Теперь уже более семидесяти пушек били по стенам и домам, и с каждым днем пушек становилось все больше. К концу первой недели июля у Гэллоус-Пойнт показался новый флот из галер, направляющихся к Марсамшетту. Над кораблями развевались флаги Хассема, наместника Алжира и зятя Тургута, который привел хорошо вооруженные корабли и 2500 марокканцев, готовых присоединиться к битве.

Защитники трудились усиленными темпами. Ла Валетт приказал построить мост из лодок между Биргу и Сенглеа, чтобы при необходимости можно было перебрасывать силы с одного полуострова на другой. Гигантская цепочка уже соединяла оконечности полуостровов, защищая гавань Биргу от нападения с моря. Вторая цепочка проходила по воде и держалась на понтонах. Она защищала внутренний бассейн гавани. На стороне Биргу, обращенной к Калкара-Крик, рабочие наполнили баржи камнями и затопили их вдоль