лавку он захаживал, прося милостыни) каждый день получает много денег и складывает в небольшой ларчик, который держит в задней комнатке лавки, где хранятся бухгалтерские книги; приметил он еще, что купец ведет переписку с одним ювелиром из Венеции, который ему иногда посылает разные драгоценности на продажу златокузнецам и любому желающему. Кроме того, он заметил, что в сказанной задней комнатке есть очаг, где в холодную пору торговец обыкновенно разводит огонь; и через этот очаг, как он увидел, легко спуститься в комнату по открытому дымоходу, ибо колпак у него был медный, высоко поднятый и покоился на четырех железных подпорках. Словом, воры за всем приглядывают.

Увидев однажды в руках торговца много денег и драгоценностей, он уверился, что знатно наживется. Была пора карнавала, когда творятся пиры и праздники; торговец, с которым друзья, уведя его из лавки, вместе отправились на праздник, забыл наказать своему фактору снести на почту некие письма, им написанные и оставленные на столике в упомянутой задней комнате. Воротившись домой около трех часов ночи, он вспомнил о письмах и, позвав слугу, у которого отваги было не больше, чем у рыбки в Арно, а ума меньше, чем у сверчка (хоть он и почитался человеком отменной верности), велел взять ключи от лавки, пойти за помянутыми письмами и снести их на почту. Пошел этот несчастный и явился в то самое время, как плут, спустившись через очаг, уносил ларец: заслышав, что лавку отворяют, он постарался спрятаться и мигом влез под прилавок, стоявший вдоль комнаты, на котором измеряли продаваемое сукно. На свою беду, он не смог спрятаться настолько, чтобы частью не выдаваться. Слуга, войдя, задел его ногами: чувствуя помеху, он струхнул и сказал: «Это что такое?» Пройдоха, видя, что обнаружен, мигом прибегнул к плутне из опасения, как бы там не оказалось несколько человек (этот один не был ему страшен), и сказал: «Я — рулон плюша». «Как это, — отвечал слуга, — ткань разговаривает?» «По нынешним временам без этого никак, коли кругом такая тьма воров: они меня тут спрятали, чтобы украсть у хозяина. Подите-ка домой и донесите об этом, да поживей». Дурень так напугался этой новости, что, обомлевший и огорошенный, вышел вон из лавки, не зная, куда направить стопы, и дал вору случай сбежать, сохранив жизнь и унеся с собою украденный ларец.

По случайности проходили мимо два друга торговца, ушедшие с праздника, и узнали слугу: спросили его об этой диковине, и он поведал обо всем, что сказано. Тогда они вошли в лавку и, заглянув под прилавок, не нашли там ничего, так что подумали, что он пьян или, скорее, какой-то воображаемый страх или призрак его напугал, как бывает с боязливыми людьми ночью. Поэтому, заперев лавку, они проводили его до дома и заставили сызнова завести обо всем приключившемся рассказ, мнившийся околесицей. Но так как надобно же было послать за письмами, торговец поручил это другому слуге, а тот, войдя в заднюю комнату, нашел письма, но не ларец, так что мигом догадался о краже и о воровской уловке.

Из сего примера торговец на собственном опыте научился, сколь худо доверять вещи слугам, не менее бестолковым, чем преданным, и что преданность слуг без рассудка и сметливости — мишень для негодяев и мошенников, а равным образом и я научился, что если недостает нам сил в наших нуждах, надлежит прибегнуть к хитроумию и воспользоваться плутней, если хотим избегнуть из рук злополучья.

Теперь очередь моего товарища: пусть и он своё расскажет.

Глава X. Другой работник повествует о несчастье своего друга

— Никогда не нравился мне никакой обман, и я не старался учиться на чужих примерах этим лукавствам; а так как я нахожусь в таком положении, что мне скорее нужна наука защищаться от обманов и силков, какие обычно расставляются противу бедности, я скорее примечаю всякий пример, касающийся до меня, усваивая всякое предостережение и наставление по этой части. О том, что сведал, я вам и расскажу.

В одной деревеньке неподалеку от Инчизы, что в Валь-д’Арно, жил селянин, довольно богатый, по имени Чеколино[91], у которого была жена и дети, да порядочная отара овец, из молока которых он делал самый вкусный в том краю сыр марцолино и возил его в город на продажу; из заработанных денег он кое-что пускал в оборот. Случилось однажды, в неделю карнавала, уйти ему по делам в город, а там пришлось остаться на ночь, так что он пошел на ночлег в остерию — дело для него непривычное, затем что он не любил тратиться. Там он нашел добрую компанию иноземцев, в которых было больше плутовства, чем чего другого, и которые разными играми и забавами много его потешили. Уразумев, что это один из тех добряков, у которых никогда не было желания обидеть жену и которые думают, что другие столь же добродушны, они решили получить от него удовольствие, а заодно и кой-какую пользу.

Еще до ужина они нашутились за игрой в свечку[92], которой едва не сожгли ему пальцы, и за другими играми, вымазав ему лицо, так что он глядел чудищем, и заставив его много раз упасть, так что тот на разный лад тяжело ушибался. Потом, сидя за столом, не давали ему съесть ни куска, не испорченного вкусом плевел. Если бы дело тем кончилось, оно бы и ничего; однако ж устроили и что похуже. За первым стаканом вина, доброго и душистого, все согласились сказать, что вино испорчено, горько пеняя хозяину, что он так дурно с ними обходится, так что бедняк Чеколино, побежденный свидетельством толпы, сам поверил, что вино дурное, и, может даже, пенял больше прочих. Тогда эти пройдохи, видя, сколь это благодатная почва для обработки, сделали вид, что принесено вино другого сорта (а на деле то же самое), пустились расхваливать его как лучшее в свете; и при сем новом свидетельстве протянули бедняку стакан воды, растворенной какою-то пылью, от которой она казалась вином, — а он, пивший, как говорится, скорее ушами[93], признал в ней доброе питье. И кто отважился бы перечить свидетельству такой оравы?

Отужинав, они отправились в постель; самый большой пройдоха составил компанию Чеколино. Покуда желудок трудился над перевариванием, вода с пылью оказала свое действие, наполнив его ветрами, так что несчастного поразила сильнейшая резь в животе, от которой он мучился безмерно. Тогда плут с видом сострадания поднялся и сказал, что из человеколюбия пойдет за лекарством, если он его пошлет, и