сказать, но девушка не хотела, чтобы их слышали. Варвара все увиденное и услышанное и так умножит на три, и надо уже избавляться от нее и Федора.

– Вам не пора всем по домам? Дел нет никаких?

– Да, Федя, пойдем, не будем мешать.

– Так я никому не мешаю.

– Федор, спасибо, рубашку я постираю и принесу.

Было даже как-то неловко так открыто прогонять друзей, ведь на самом деле и Федор, и Варвара, и Лаура уже как два года являются частью жизни Калинкиной. С ними она встречается каждый день, а Павла видит первый раз после тех дней спустя два месяца.

Федор ничего не сказал, отряхнул руки, смерил взглядом Соколова, гордо вскинул голову и широкими шагами пошел к калитке.

– Ладно, и мне пора, не буду вам мешать. А я чего приходила-то, хотела, Свет, у тебя попросить мясорубку, моя сломалась.

– Я позже занесу.

– Хорошо.

Варвара ушла, молодые люди остались наедине, Павел, ничего и никого не замечая вокруг, наблюдал только за Светланой. За рыжими кудряшками, развевающимися на легком весеннем ветру, за россыпью веснушек на вздернутом носике, он уловил даже запах тех самых сладких ягод, что был тогда, зимой, и который преследовал его все эти месяцы.

– Света, я хотел извиниться, что тогда так все вышло…

– Не нужно.

– Нет, нужно. Я…

– Ничего не нужно говорить! – вышло нервно, громко.

Светлана сама испугалась своей реакции. Но слушать пустые оправдания от мужчины, к которому она не хочет и не будет привыкать, – последнее дело. Это значит давать шанс, прощать, быть слабой и в итоге вновь страдать.

– Нет, ты выслушаешь меня! – Павел схватил девушку за руку, не чувствуя боли в ладонях, потянул на себя, перемещая их, прижимая к перилам веранды.

– Зачем? И что я могу услышать? Что ты можешь сказать? А, нет, погоди, не говори, я выскажу свои предположения.

Соколов замолчал, сейчас милая сладко-ягодная Светочка была похожа на ядовитый кактус. Вот недавно на нем распустился бутон прекрасного цветка, а сейчас острые колючки. В зеленых глазах горечь яда и разочарование.

– Ты скажешь, что возникли срочные дела, которые нуждались в твоем немедленном вмешательстве. Ты не мог поступить иначе, сожалеешь, приносишь извинения и все в этом духе. Слова, слова, много слов. Не хочу их слышать. А теперь мне некогда, спасибо за помощь, старайся не занести грязь в раны.

Светочка выпалила все на одном дыхании, от биения в груди сердца закладывало уши, а по всему телу разливался жар. Мужчина смотрел внимательно, в голубых глазах было беспокойство, а пальцы на ее запястье сжимались сильнее.

Девушка была прекрасна, восхитительна, сексуальная, манящая. Она что-то еще говорила, а Павел лишь смотрел на ее губы и был охвачен лишь одним желанием – поцеловать ее.

Одно движение, пальцы на шее, рука на талии, и в голове взрыв миллиона эмоций от ощущений и вкусов, обрушившихся огромной лавиной. Мягкие, влажные и сладкие губы, тихий стон, аромат ягод и дикое, первобытное желание обладать.

Именно этого Калинкина боялась, что не устоит, не сможет дать отпор, сказать твердое «нет» и «пошел вон», указав на дверь. А вместо этого девушка позволяет себя так откровенно целовать, ласкать рот языком и возбуждаться.

Это фиаско ее гордости.

Глава 15

Светочка таяла.

Реально, как эскимо в жаркий летний полдень, бессовестно и открыто. Мужчина углублял поцелуй, его наглые руки уже шарили по пышной груди, из глубины которой вырывался стон, да такой эротический, что у Соколова подкашивались ноги, и яйца становились каменными.

Она была такая вся манящая, вкусная, пахла кофе, а еще ягодами. У Павла с утра маковой росинки во рту не было – с заботой о будущем диетическом прикорме наследника Терехова.

Он готов был сожрать эту Ягодку прямо на веранде, опрокинув на стол или лавку, тут разница была небольшая. Пальцы уже отодвинули резинку спортивных штанов, он хотел, как в прошлый раз, добраться до самого сокровенного, до мягких и влажных половых губ, но не успел.

«А что вообще происходит?»

«Ты понимаешь, дорогуша, к чему ведет этот поцелуй?»

«Ты хочешь, чтобы все было, как в тот раз?»

«Хочешь плакать, страдать, лить слезы и считать себя использованной?»

«Ну, если так, то мы пас, мы уходим».

Внутри сознания Калинкиной посыпались вопросы, да один хуже другого. Где-то там, в голове Светланы, здравый разум и гордость говорили ей опомниться и прийти в себя. Светочка замерла, понимая, что рука Павла вот-вот заберется в трусики, а это уже не лезло ни в какие ворота, какая бы она ни была голодная до секса и как бы она ни соскучилась.

Движение. Замах. Вышло сильно, звонко и больно.

– Ай, а это за что?

Соколов схватился за щеку, закричал еще громче, потому что задел содранные мозоли, пощечина вышла хорошая, чего Павел не ожидал.

– Как это за что? Что… чтоб не позволял себе такого больше. Я, знаешь, не такая, что можно вот так просто спустя два месяца приехать и лезть в трусы. Может быть, у вас в городе девушки другие, но я… я не такая.

Света начала заикаться от волнения и взгляда Павла, от того, что так открыто отвесила ему оплеуху, хотя до этого момента ею награждался только Федор.

Но чем больше Соколов смотрел на Ягодку, тем больше заводился, пощечины ему давно никто не отвешивал, с детского дома. Было обидно, но он заслужил, правда заслужил, что так некрасиво ушел, что не давал о себе знать. Но еще он заводился от того, какая она была: глаза блестят, губы влажные, на щеках румянец, сквозь футболку торчат соски, и Светочка точно была без лифчика, как в их первую встречу. Именно на груди Соколов тогда и залип.

– Ты меня слышишь? И прекрати так смотреть!

– Как?

– Вот так, как ты – нагло и бессовестно.

– Так разве ты не поняла еще, что я очень наглый?

Смена тактики в общении пришла сама собой. Павел понял, что не нужно оправдываться, не нужно говорить много лишних слов, Светочка права, все, что он хотел сказать, девушка сказала за него. Надо брать пример с шефа, ведь именно нахрапом и наглостью он заполучил свое счастье в лице Серафимы.

– Нет, нет, со мной такой номер не выйдет! Я не позволю! – Светочка сама не знала, какой номер не выйдет, и чего она не позволит, но сердце в груди разрывалось на части, а внутренние голоса подозрительно молчали.

Девушка сделала шаг в сторону, потом назад, но это был