— Теперь мы можем идти, о великий Вермишель? — спросил Том,но он тоже улыбался. Клай видел, как в свете ламп аварийного освещенияпоблескивают его маленькие зубы.

— Как только я снабжу ее поясом, — ответил Клай. — Тогда онасможет нести нож с одного бока, а сандвичи — с другого. А ты возьмешь воду. —Он сложил квадратную скатерть по диагонали, превратив в треугольник, потомбыстро свернул трубочкой, просунул ее под ручки пакета с сандвичами, потомобернул вокруг узкой талии девушки — хватило на полтора оборота, — концызавязал узлом у нее на спине. Закончил тем, что с правой стороны засунул засамодельный пояс хлебный нож с пилообразным лезвием.

— А ты у нас умелец, — восхитился Том.

— Ловкость рук, и все тип-топ, — ответил Клай, и тут жеснаружи что-то взорвалось, так близко, что задрожали стены кафе. Стакан,который стоял на самом краю, нависая над ним чуть ли не половиной основания,потерял равновесие, упал на пол, разбился. Все трое посмотрели на осколки. Клайуже хотел сказать им, что не верит в приметы, но решил, что лучше от этого небудет. А кроме того, в приметы он верил.

У Клая были причины для возвращения в отель «Атлантик-авенюинн». Во-первых, он хотел забрать свой портфель, который остался в вестибюле.Во-вторых, сделать из чего-нибудь чехол для ножа Алисы. Полагал, что подойдетмешочек для бритвенных принадлежностей, если он окажется достаточно длинным.В-третьих, дать мистеру Рикарди еще один шанс уйти с ними. Он удивился,осознав, что попытка уговорить лысого портье уйти с ними для него важнеезабытого портфеля с рисунками. Пусть с неохотой, но он проникся симпатией кэтому человеку.

Когда признался в этом Тому, тот, к его удивлению, кивнул.

— У меня такое же отношение к пицце с анчоусами. Я говорюсебе, есть что-то отвратительное в сочетании сыра, томатного соуса и дохлойрыбы… но иногда меня охватывает постыдное желание, и я не могу перед нимустоять.

На улице и между зданиями мела черная пурга из сажи и пепла.Завывали, звенели, ревели сигнализации, автомобильные, противопожарные,охранные. Тепла в воздухе не чувствовалось, но Клай слышал характерноепотрескивание пожара к югу и востоку от них. Усилились свойственные пожарузапахи. Слышали они и громкие крики, которые доносились со стороны Коммон,оттуда, где Бойлстон-стрит расширялась.

Когда они подошли к отелю «Атлантик-авеню инн», Том помогКлаю отбросить один из стульев от прямоугольного проема в двери, который раньшезакрывала стеклянная панель. Вестибюль уже окутал сумрак, в котором болеетемными тенями выделялись регистрационная стойка мистера Рикарди и диван. Еслибы Клай уже не побывал внутри, он бы не догадался, что представляют собой этитени. Единственная лампочка аварийного освещения горела над лифтами.Закрепленный под лампой аккумулятор гудел, как шмель.

— Мистер Рикарди? — позвал Том. — Мистер Рикарди, мывернулись, чтобы узнать, не передумали ли вы.

Ответа не последовало. Секунду спустя Алиса начала осторожновынимать осколки стекла, еще торчащие из рамы.

— Мистер Рикарди! — вновь позвал Том, не получив ответа,повернулся к Клаю. — Ты туда полезешь?

— Да. Чтобы взять портфель. Там мои рисунки.

— Разве у тебя нет копий?

— Это оригиналы, — ответил Клай, как будто эти два слова всеобъясняли. Для него — да. И потом, не следовало забывать про мистера Рикарди.Он же сказал: «Я буду слушать»

— А если Громобой со второго этажа достал его? — спросил Том.

— Если бы это случилось, мы бы услышали, как он гремитздесь, — ответил Клай. — Если уж на то пошло, он бы выбежал на наши голоса,балаболя, как тот парень, который хотел нас зарезать около Коммон.

Ты этого не знаешь. — Алиса жевала нижнюю губу. — Тебеслишком рано думать, что ты знаешь все правила.

Разумеется, правда была на ее стороне, но они не моглистоять у дверей, обсуждая этот, безусловно, важный вопрос. Пользы такаядискуссия принести не могла.

— Буду осторожен, — пообещал он и поставил ногу на основаниеузкого проема. Но его ширины хватило, чтобы Клай смог протиснуться. — Я толькозагляну в его кабинет. Если не найду, не стану рыскать по вестибюлю, каккакая-нибудь девица в фильме ужасов. Только возьму портфель, и мы сматываемся.

— Кричи, — попросила его Алиса. — Что-нибудь вроде: «Я впорядке. Проблем нет». Все время.

— Ладно, но если я замолчу, уходите. Не лезьте за мной.

— Не волнуйся, — заверила она его без тени улыбки. — Я тожевидела все эти фильмы. У нас есть «Синемакс»[29].

— Я в порядке, — крикнул Клай, подхватив свой портфель иставя его на регистрационную стойку. Можно возвращаться, подумал он. Правда,оставалось еще одно дельце.

Он оглянулся, обходя регистрационную стойку, и увидел, чтоодин проем из-под разбитой стеклянной панели чуть светится, плавая в окружающейтемноте, и частично закрыт двумя силуэтами, выделяющимися на фоне уходящегодня.

— Я в порядке, по-прежнему в порядке, только загляну в егокабинет, все еще в порядке, все еще…

— Клай. — Голос Тома переполняла тревога, но в этот моментКлай не смог ответить и успокоить Тома. По центру кабинета, под высокимпотолком висела люстра. А на люстре, похоже, на шнуре, каким подвязываютпортьеры, висел мистер Рикарди. С белым пластиковым мешком на голове. Клайподумал, что это один из тех мешков, какие выдают гостям, чтобы положить в нихвещи, которые нужно постирать или почистить. — Клай, ты в порядке?

— Клай? — пронзительно выкрикнула Алиса на грани истерики.

— В порядке, — услышал он себя. Рот действовал сам по себе,обходясь без команды мозга. — Я все еще здесь. — Он думал о том, как выгляделмистер Рикарди, когда говорил: «Я останусь на своем посту». Слова прозвучаливысокопарно, но глазами, испугом и покорностью судьбе, которые читались в них,он напоминал маленького енота, загнанного в угол гаража большим злобным псом. —Уже иду.

Он попятился, словно мистер Рикарди мог выскользнуть изсамодельной, из шнура для портьер, петли и прыгнуть на него в ту самую секунду,когда он повернется к двери в кабинет спиной. Теперь он не просто боялся заШарон и Джонни. Его накрыла с головой волна тоски по дому, по ним, и чувствоэто было таким сильным, что он вдруг вспомнил свой первый день в школе, когдамать оставила его у ворот школьной площадки. Другие родители входили в воротавместе со своими детьми, но мать сказала ему: «Иди, Клайтон, это твоя перваяклассная комната, все у тебя будет хорошо, мальчики должны самостоятельнопереступать этот порог». Но прежде чем последовать ее словам, он постоял уворот, наблюдая, как она уходит по Кедровой улице. В синем пальто. И воттеперь, стоя в темноте, он еще раз прочувствовал на себе, что тоска по домуможет быть сильной до тошноты.