– Как поживает твоя сестрица?

– Ника? Прекрасно. Ей не пишется. И она скулит, что ей нуженотдых и развлечения. А я не понимаю, как это, пишется, не пишется! Сиди, пиши,вот все и напишется.

– Конечно, ты не понимаешь, ты же глубоко творческая натура,– объяснил Платон Легран. – Ты попробуй. Сядь и пиши. А потом мы оценим, чтонапишется.

– Платон, мне не нравится, когда ты говоришь со мной такимтоном, как будто...

В это время в кармане ее короткой шубейки зазвонилмобильный, и Лёка, не договорив, выхватила телефон.

Звонил Артем.

– Леночка, ты где?

– На Большой Морской, – призналась Лёка честно.

– Ты что, такси ловишь? Я же тебе сказал, попроси, чтобвызвали! Еще не хватало, чтобы ты тоже пропала! Или упала куда-нибудь. Ты жевсе время падаешь!

– Артем, ты до офиса доехал?

– Да, – сказал он с досадой. – Только здесь нет никого! Онивсе раньше одиннадцати на работу не приезжают!

Лёка посмотрела на часы. Ну, этого следовало ожидать. Питерживет немного в другом ритме и немного по другим законам.

– Ты будешь ждать?

– Конечно! Мне же надо все как следует выяснить. А ты когдаподъедешь?

– Вскоре, – туманно сказала Лёка. – Если что-нибудь узнаешь,сообщи мне сразу же, ладно?

– Ну конечно, – пообещал Артем с жаром. – Я все утро Настезвонил, и никто не отвечает, представляешь?

Представляю. Вполне. Ты уж третий день звонишь, и никто неотвечает. Вот вопрос – зачем при этом звонить «все утро»?! Может, пару разпозвонил, и хватит?

– Будь осторожна, пожалуйста, – попросил Артем тихо. – Яочень тебя прошу. Я и так места себе не нахожу.

Раздраженная Лёка пообещала быть осторожной, захлопнулакрышечку телефона, сунула его в карман, независимо посмотрела в лицо Платону,сделала шаг и – фьють! Одна нога поехала в одну сторону, другая в другую,Платон схватил ее за шиворот, как кота, но не удержал. Лёка хлопнулась на животпрямо в центр ледяного крошева, в которое перешел деревенский проселок.

– Елки-палки!..

Ей было больно, и обидно, и неловко, а он тащил ее вверх заруку, так что локоть еще и выворачивался под неправильным углом! Почему всемужики, пытаясь тебя поднять, тащат за руку?! Как будто куль с мякиной можноподнять за торчащую из него соломинку!..

– Отцепись от меня, Платон!

– Вставай.

– Я не могу! – На глазах у нее выступили слезы. – Ты такменя держишь, что встать я не могу!

Мимо пробегали прохожие, посматривали с интересом.

Он отпустил ее руку, Лёка кое-как перевалилась начетвереньки и встала.

Слеза капнула на шубейку. Впрочем, с шубейки капали нетолько слезы, но еще грязная вода, мокрый снег и какая-то жижа.

– Господи, ну что это такое?!

– Больно, Лёка? Покажи мне, где ты ушиблась!

– Везде, – процедила она сквозь зубы.

– А ноги? Целы?

Тут он присел на корточки и совершенно бесцеремонно задралее шикарную длинную юбку, надетую сегодня утром по поводу плохого настроения.

– Платон, черт тебя побери!

На чулки лучше было не смотреть, чтобы не расстраиваться.Тяжелый шелк юбки был насквозь мокрый. И еще ей почему-то было очень неудобностоять, ее заваливало на сторону. Она переступила ногами, рукавом шубейкиутерла нос и поняла, в чем дело.

Каблук от ее ботинка лежал вдалеке, как будто отторгнутый отЛёки невидимой, но большой силой.

– Платон!.. Каблук! У меня отвалился каблук!

– Где?!

Она показала глазами. Он отошел, поднял и стал егорассматривать, словно был сапожником и намеревался немедленно его прибить.

– Ты знаешь, – сказал Платон оживленно и с интересом, – мнекажется, что это уже не лечится. Он не только оторвался, он, видишь, пополамтреснул!..

– Вижу, – сквозь зубы процедила Лёка.

Кое-как она доковыляла до серой вымороженной стены и взяласьза нее рукой. Нужно возвращаться в гостиницу, переодеваться и начинать всесначала. Правда, непонятно, как удастся втиснуть подвернувшуюся ногу вследующие башмаки на шпильках, но она постарается.

Платон Легран ловко запустил каблук в урну, подошел и крепковзял ее под руку.

– Дура, – сказал он с каким-то очень понятным и очень мужскимсочувствием, – разве можно по такой погоде и по нашим тротуарам ходить натаких... ходулях?!

– Зачем ты выбросил каблук?

– Ты можешь идти? Или везти тебя в травмопункт?

– Мне надо в гостиницу. У меня все мокрое, и чулкипорвались!

И тут вдруг он сказал совершенно бесстыдно:

– У тебя сказочные чулки, хоть и порвались! Мечта любогомужчины. Только такие чулки нужно надевать... на ночь, а не среди бела дня!Чего добру пропадать!

Лёка смутилась.

Вот так просто взяла и смутилась, стоя на одной ноге наулице Большой Морской, держась за серую вымороженную стену, от того, чточеловек, с которым она рассталась триста лет назад, сказал какую-то смешнуюглупость про ее чулки!..

– Держись за меня, и пойдем потихоньку.

Лёка ухватилась за него основательно, а не как полагалось наКаннской лестнице, и они заковыляли. Проковыляв какое-то время, она вдругсообразила, что он ведет ее вовсе не в гостиницу.

– Платон, куда мы идем? Я не могу в таком виде...

– Мы уже пришли.

И он толкнул перед ней узенькую сине-зеленую дверцу, накоторой был вырезан всадник верхом на лошади.

В тесном помещении были темные полы и деревянные стены.Стояли какие-то сундуки, а на сундуках лежали почему-то ковбойские шляпы. Настене висело седло – Лёка уставилась на седло во все глаза.

Из полумрака возникла девушка и тоже уставилась на них вовсе глаза.

– Здрасти, – сказал Платон Легран. – Мы прямо здесь,напротив вашего магазина, упали! Вы бы хоть песком посыпали, что ли!

– Посыплем, – пообещала девушка, переводя взгляд с одного надругого.

Лёка доковыляла до сундука и уселась на него, потеснившляпы.

Появилась дополнительная девушка, и теперь они таращились наних вдвоем.

– Нам нужно джинсы купить, – объявил Платон. – И ботинки. Выпродаете ботинки без шпилек?