мотива невооруженным взглядом для его убийства не просматривается. Тем не менее он убит. И это факт.

– Может быть, убить хотели Ефима Яковлевича?

– Я думал об этом. Но все присутствующие знали, в каких комнатах находятся оба брата. И перепутать не могли.

– Наверное, вы правы.

– У меня есть другая версия.

– Какая? – не скрывая интереса, спросил Константин.

– Убили Захара Яковлевича по той причине, что Ефим Яковлевич и так долго не протянет.

– Не понимаю, – наморщил лоб Долевич.

– Что ж тут не понимать. Кто-то устранил главного конкурента на наследство.

– Нет, на мой взгляд, ваша версия никуда не годится, – сказал Долевич.

– Это еще почему?

– Даша уверена, что Ефим Яковлевич просто не мог отписать все свое движимое и недвижимое Захару Яковлевичу.

– Почему?

– Как мне объяснила Даша, дядя Захар не тот человек, которому можно доверить большой капитал.

– Ваша невеста может ошибаться.

– Нет, – улыбнулся Долевич, – вы просто не знаете Дашу. Она голова!

– Два уха, – хмыкнул Турусов.

– Напрасно вы иронизируете, – осадил его Долевич.

– И кому, по мнению вашей проницательной невесты, отойдет наследство?

– Этого Даша не знает, – вздохнул Константин.

– Первой на очереди теперь стоит сестра Ефима Яковлевича Мария Павловна Климова. Но Масальский может все завещать и ее внучке Ираиде Кротовой.

– Да, – кивнул Долевич, – Ираида девица хваткая.

– Скорее уже дама, – хмыкнул капитан.

– Вы в этом смысле, – моргнул Долевич. – Вот только боюсь, что если она получит наследство, то потеряет мужа.

– С чего это вы взяли? – удивился капитан прозорливости молодого мужчины.

– Ну, я же не слепой, – усмехнулся Долевич, – уж больно тесный хомут надела Ираида на него. И он уже созрел для того, чтобы забить копытом.

– Вот вы про копыто, а жена его мне давече тут про его рог рассказывала. Нехорошо, молодой человек, – с насмешливым укором покачал головой капитан.

– Я не имел в виду ничего дурного, – жестом обеих рук отмел Долевич обвинения капитана, – а насчет рога Ираида ляпнула ради красного словца. Я уверен, что она при всей своей капризности и желании крутить не только мужем, но и всеми, кто ее окружает, Кротову не изменяет.

– Как я погляжу, вы со своей невестой оба из рода пифий.

– До пифий нам с Дарьей далеко, – усмехнулся Константин, – мы просто оба неплохие психологи. Тем более что у Дарьи это профессиональное.

– В смысле?

– Она в этом году оканчивает учиться на психолога. Что же вы, капитан, не поинтересовались, – решил Долевич ответить капитану той же монетой веселого укора.

– Для дела эта информация пока не востребована. Но вот вы.

– Что я?

– Вы успешный бизнесмен и, значит, неплохой психолог.

– Что есть, то есть, – согласился Константин. – Только учтите, у меня средний бизнес.

– Учту. Но зачем мне это?

– Затем, чтобы вы не испытывали ко мне классовой непримиримости.

Капитан засмеялся. Лицо же Долевича осталось серьезным. «А ведь парень высказал мне все это на полном серьезе», – подумал капитан и мысленно покачал головой. Ему невольно вспомнились слова, не так давно услышанные из уст известного российского писателя, что нам пора перестать делить себя на красных и белых. Сто лет прошло. Турусов был с писателем в корне согласен, но он понимал и то, что человеку, пашущему всю жизнь и едва сводящему концы с концами, трудно не испытывать классовой ненависти к владельцам заводов и пароходов. Тем более что последние нередко сами нарываются на нее, попирая все мыслимые и немыслимые законы и вычеркнув из своего словарного запаса слово «совесть».

– Капитан, у вас есть еще ко мне вопросы? – спросил Долевич.

– Есть, но навряд ли вы сможете мне ответить на них.

– Например?

– Вы кого-нибудь подозреваете в убийстве?

– Спросите что-нибудь полегче.

– Вот видите. Что ж, давайте поговорим о роще.

– О какой еще роще? – удивился Константин.

– О дубовой.

– Не понимаю…

– Вы ведь накануне новогодней ночи гуляли со своей невестой в дубовой роще?

– Гулял, – кивнул Долевич, который пока так и не понял, к чему клонит Турусов.

– Как долго до нее идти от этого дома?

– Летом, наверное, минут двадцать, а сейчас примерно полчаса. Хотя мы с Дашей время не засекали.

– Вы уверены, что дойти быстрее нельзя?

– Уверен. Летом можно бежать, а зимой по снегу на лыжах не побегаешь, если ты не профессионал и лыжи не спортивные. А тут лыжи такие древние, что приходится удивляться скупости или недогадливости хозяина поменять их на новые.

– Скорее всего, сам хозяин ими не пользовался, а того, кто пользовался, они устраивали.

– Диана Артемьевна сказала, что зимой в рощу никто и не ходил.

– Ну, вот видите. Так что идите, Константин Петрович, и позовите мне Анну Даниловну Федотову.

Долевич кивнул и молча покинул гостиную.

«Хоть кто-то не захотел со мной прощаться», – с грустной иронией подумал капитан.

Анна Даниловна Федотова вошла без стука. Она подошла к Турусову, который слегка приподнялся, поздоровалась и спросила, указывая на стул:

– Мне сесть здесь?

– Если вас не затруднит.

– Ничуть, – ее губы дрогнули. Но это была не улыбка, а нервная дрожь, прорвавшаяся из глубины души.

– Анна Даниловна, правильно ли я проинформирован, что вы подруга покойной жены Ефима Яковлевича?

– Правильно, – кивнула Федотова.

– И все эти годы вы поддерживали отношения с Масальским.

– Поддерживала. А что, нельзя?

– Нет, что вы. Я не имел в виду ничего подобного. Просто дружба часто исчезает и между двумя живыми друзьями, подругами. А вы перенесли ее на мужа подруги.

– Ефиму в то время было очень тяжело. А потом я привыкла дружить с ним. Мне же это ничего не стоило.

– А ваш муж не ревновал вас?

– Нет, – спокойно покачала она головой и добавила: – Мой муж человек разумный.

– Даже разумный человек может иногда испытывать ревность, – осторожно проговорил капитан.

– Нет, мой Иван Васильевич не такой, – с непоколебимой уверенностью в голосе ответила женщина. По глазам капитана она догадалась, что у Турусова вызывает недоумение то, что муж отпустил ее на встречу Нового года, а сам остался неведомо где. – Вы правы, – сказала она.

– В чем?

– Новый год я встречаю с мужем. Но так получилось, что муж был вынужден в декабре улететь к своим стареньким родителям и пока не вернулся. Так что я была вольна решать сама, куда мне отправиться на этот раз.

– Хорошо, пусть будет так, – не стал спорить капитан. – Из ваших слов следует, что вы давно и близко знакомы с людьми, собравшимися на этот раз в доме.

– Да, это так, – не стала отрицать Федотова.

– И что вы мне можете о них сказать?

– Ничего дурного, – пожала плечами Федотова, – люди как люди, со своими слабостями и устремлениями.

– Интересно, – проговорил капитан, – а у меня сложилось такое впечатление, что в этом доме собрались те, кто ждет скорой смерти хозяина дома и надеется отхватить свой кусок наследственного пирога.

– По большому счету вы ошибаетесь!

– А по малому? – спросил капитан.

– Здесь есть те, кто надеется на наследство. Но я не верю, что они хотят, чтобы Ефим Яковлевич поскорее умер. Они же родственники!

– Главный казначей польского короля Станислава Августа Тизенгауз как-то сказал: «У короля нет родственников».

– А у него их не было? – спросила с интересом Федотова.

– Как не быть, были «вечно