Będę całym życiem mu?*

[~](*пол., - Где тот, кого так жду,

что дышать не могу?

Где тот, кто обещал мне

любовь до последнего дня?

Где тот, кто скажет мне,

что до конца своих дней

до последнего вздоха -

я буду всей его жизнью...)[/]

Слова будто сами в голове возникали и впечатывались там огромными, сияющими буквами. Прям, наваждение какое-то. Пришлось встряхнуть головой, чтобы развеять чары.

- Это кто так волшебно поет?

- Дануся... – с заметной гордостью произнес воевода Обухович. - Моя дочь... Младшая...

- Изумительный голос... – вырвалось у меня. - Уверен, он принадлежит самой прекрасной панночке на всем белом свете.

* * *

Федору Обуховичу мои слова понравились. Похоже, как часто случается с отцами в возрасте, он души не чаял в дочери. Что тут же и подтвердилось. Дверь в кабинет открылась, и на пороге возникло чудесное видение – белоснежное и воздушное. Так раньше изображали ангелочков, а потом – фей. Не хватало только крыльев за спиной, и платье было гораздо целомудреннее, чем у анимешных красоток с огромными... глазами.

Не, с глазами как раз все в порядке. Большие, васильковые... И словно подсвеченные изнутри. Зато именно эта - абсолютная, тысячекаратная невинность производила просто ошеломляющее впечатление, как удар в солнечное сплетение. У меня аж дыхание сперло.

- Папенька, я вот что хотела... – пропело сказочное существо прямо с порога. Потом заметило меня и мило растерялось. – Ой! Я не знала, что вы заняты...

- Ничего, ничего... – шагнул навстречу воевода. – Милая... позволь представить тебе нашего соседа Антония Замошского...

Обухович сделал небольшую паузу и с нажимом закончил:

- Хорунжий драгунского полка. Вашмосць – это моя дочь, Данута.

- Очень приятно... – изобразила книксен девушка. Отчего весь ворох белоснежных кружев пришел в движение, напоминая качнувшуюся на ветру цветущую ветку яблони. Даже ароматом схожим повеяло.

Согласно этикету, я тоже должен был что-то такое ответить и поклониться, но неожиданно для самого себя, продолжал стоять, как неотесанный чурбан и только пялился во все глаза, как баран на новые ворота. Нет... плохое сравнение. Как истинно верующий на чудодейственную икону, в ожидании чуда.

- Вацьпан так во мне дырку просмотрит... – негромко произнесла Дануся. Но не задиристо, а скорее застенчиво. Поскольку глазки опустила. – Прошу прошения, папенька, вы, наверное, важные государственные дела обсуждаете. Не буду мешать... Загляну позже.

Она опять сделала книксен, вспенив платье, и повернулась к двери. На пороге на секундочку замешкалась, словно ждала, что ее окликнут и предложат остаться. Но ни воевода, ни я не произнесли ни слова. Только когда девушка притворила за собой дверь, Обухович обогнул стол и встал передо мной, насмешливо прищуриваясь.

- Что-то ты, вашмосць, совсем с лица спал? Побледнел, словно приведение увидел...

- Ангела... – наконец-то ко мне вернулся дар речи. Причем – это не фигура речи. Я реально обалдел от такой нереальной красоты. Теперь, если вдруг кто спросит, как я представляю идеал, - буду знать, что ответить.

– Вашмосць, разве не видел? Только что здесь пролетал! Неужто померещилось? Пресвятая Дева Мария... – я перекрестился на православный манер, но воевода не обратил на это внимания, а лишь добродушно рассмеялся.

- Ну, полно... полно... Не стоит преувеличивать. Мне, как отцу, конечно, приятно. Но это уж слишком...

- Отцу? – изобразил недоумение я и горяче продолжил. – Отцу?! Так это была ваша дочь?! Господи Иисусе! Какая красавица! Пан воевода, вы самый счастливый человек во всем мире. Иметь возможность каждый день любоваться такой небесным созданием – за это не жалко и жизнь отдать!

- Ах, вот но что... – все также добродушно-снисходительно произнес Обухович. – Вашмосць поражен стрелой Амура? Ну, это не смертельно...

- Осторожнее со словами, вацьпан! – я нахмурился. – Только то, что вы хозяин этого дома и отец... не дает вам право насмехаться...

- Хорошо, хорошо... – поднял руки, словно сдавался, воевода. – Не надо горячиться. Я и не думал смеяться над вашими чувствами, пан Антоний. А всего лишь хотел заметить, что для человека решительного, отважного и... умного, то есть, как раз такого, как вашмосць, нет ничего невозможного. Езжай, пан, в Краков... Встреться с королем... Получи заветные подписи... И возвращайся. Слово чести, продолжим разговор. А чтобы дорога не казалась вашмосьци бесконечной, и в голове просветлело, так и быть... прибавлю от себя, авансом. Насколько мне известно - сердце Дануси свободно. Так что, как говориться... чем черт не шутит, когда бог спит...

Я даже толком не помнил, как пожал воеводу руку, чем несказанно удивил Обуховича. В средние века рукопожатие не было столь распространено, как в мое время. Тогда, в основном, вежливо раскланивались или обнимались. Но мне было до фонаря.

Реально обалдел. Умом я понимал, что это абсолютная и полнейшая бессмыслица. Ну как можно влюбиться в фантом? Ведь красавица Дануся не что иное, как набор пикселей. С таким же успехом можно влюбиться в девицу на обложке мужского журнала. А с другой стороны... Если эти условности не мешают мне регулярно заниматься сексом с Мелиссой, то почему не могут возникнуть и романтические отношения? В конце концов, о иллюзорности этого мира я знаю только от голоса внутри головы. А что, если это не так? Может, наоборот – здесь все реально и только я слегка ку-ку? Получил по кумполу в бою, еще раньше... и сбрендил. Выдумал себе какое-то будущее. Где я якобы жил и откуда пришел.

Чем не версия?

И вообще? Человек я или тварь дрожащая? Имею право! В кого хочу, в того и влюбляюсь. А если кому-то не нравится – могу указать направление, куда шагать.

Вот в таком настроении я и добрался до заезжего двора. Злой, растерянный, но полон решимости сделать все, чтобы вернуться в Смоленск "со щитом и на коне" и еще раз увидеть Данусю.

Взглянув на меня, хозяин, дородный красноносый мужик молча нацедил кружку пива.

- Спасибо.

- Будь здоров, вашмосць. Еще? Или отужинать сперва прикажешь подать?

- Нет... Позже. Я лисовчиков ищу. Не заходили сегодня?

- Как не заходили... Чтоб им так черти смолы в аду наливали, как они пиво хлещут