заняты каждый своим делом. У Якова, как обычно, проблемы с его непутевой семьей и их нескладными отношениями. Сев, вернувшийся в школу неожиданно помолвленным, похоже, попал в ловушку односторонней игры за власть со своей новой невестой. Закари занят какой-то специальной учебной программой для самых умных детей Спиркреста и, как всегда, одержим своим нездоровым соперничеством с Теодорой Дороховой, Ледяной Королевой Спиркреста.

Только Лука остается холодным, нетронутым и безразличным, но от того, что он рядом, мне не становится легче — наоборот.

Потому что Лука — часть причины, по которой я никогда не смогу стать ближе к Софи, чем сейчас.

Обычно я справляюсь с этим. Я могу нацепить свою беспечную ухмылку и поносить Софи на потеху всем, лишь бы быть ближе к ней. В своей голове и в своем сердце я могу думать о ней все, что захочу. И это прекрасно.

Но сейчас это становится все труднее и труднее делать.

До сих пор мне не приходилось ни о чем беспокоиться. До сих пор мне казалось, что Софи всегда будет в моей жизни. Но теперь она ускользает. Наше пребывание в Спиркресте медленно, но неотвратимо подходит к концу, а Софи, похоже, уже выставила одну ногу за дверь.

Как, блядь, она умудрилась завести себе парня?

Я так старался отгородить ее от всех в школе, что мне и в голову не приходило толкать ее прямо в объятия парней на улице. Меня тошнит от одной мысли об этом, и это все, о чем я могу думать.

Каждый раз, когда я закрываю глаза или останавливаюсь, чтобы подумать, в моей голове возникает Софи, сидящая рядом с каким-то безымянным мальчиком — каким-то безымянным, безликим никем. Каждый раз, когда я закрываю глаза, она рядом с ним, улыбается ему, разговаривает с ним так, как когда-то разговаривала со мной в девятом классе. Серьезная, самоуверенная и немного слишком серьезная.

Что, если он возьмет ее за руку, прикоснется к ней, поцелует ее щеки, рот, шею? Что, если он увидит, что скрывается под этими черными колготками и дедушкиными свитерами? Что, если он заберет ее к себе, разложит на своей кровати, голую, мягкую и желанную?

Мой желудок скручивается, а кулаки сжимаются при этой мысли. Я не имею права прикасаться к Софи — почему это должен делать кто-то другой?

Поскольку я не могу никому сказать об этом, я зацикливаюсь на бесконечных сценариях и подавляю свой гнев и разочарование.

Должно быть, я недооцениваю, как это на меня действует, потому что в следующий понедельник в школе все это вырывается наружу. Я сижу на ступеньках Старой усадьбы — центрального и самого старого здания кампуса — вместе с другими юными королями, и огромная крыша с колоннами защищает нас от дождя. Яков, как обычно, курит, наполняя воздух клубами дыма, а Сев, как это часто бывает в последнее время, разглагольствует о своей невесте.

Из ниоткуда до нас доносится голос. — Вам всем нужно встать и уйти. Сейчас же.

Я поворачиваю голову так быстро, что едва не получаю удар хлыстом. На вершине ступенек, в дверном проеме старого поместья, стоит Софи Саттон. Ее волосы завязаны в хвост, а планшет прижат к груди, как некая защитная броня. Ее глаза закрыты капюшоном, а выражение лица такое же несчастное, как у человека, идущего на верную смерть. Мое сердце подпрыгивает в горле.

Я заставляю себя не вставать с места, опираясь на рюкзак. Но мои глаза находят Луку; он и не пытается скрыть свой внезапный интерес. Он медленно поднимается, его бледные глаза обшаривают Софи.

Ледяные шипы пронзают мою кожу. Я заговорил раньше, чем он успел.

— Ну вот, опять все в сборе. Софи Саттон, ищущая любой клочок внимания, который она может получить.

— Меня прислал мистер Эмброуз, — ледяным тоном говорит она.

— О, не волнуйся, — ухмыляюсь я. — Мы все знаем, что ты его особенная маленькая целовальная попка. Тебе нравится, Саттон, делать его грязную работу вот так? Тебе приятно, когда тебя гладят по головке за то, что ты его хорошая маленькая сучка?

Ее щеки потемнели, но она даже не соизволила бросить взгляд в мою сторону. Она смотрит на всех, кроме меня, что только еще больше меня злит.

— Не могли бы вы все найти место получше, чтобы покурить и избавить нас от лишних хлопот? — говорит она, понижая голос от злости.

— Ta gueule, — бормочет Сев себе под нос. Затем он пренебрежительно машет ей рукой. — Иди на хрен, Софи. У меня сегодня нет терпения на твое дерьмо. Господи, да вы, британцы, просто охренели от правил.

— Я не думаю, что Софи жаждет правил, Сев, — проворчал Лука. — Она явно пришла сюда в поисках чего-то — почему бы нам не дать ей это? — Он поднимает бровь на Софи. — Жаждет внимания? Тебе нужно, чтобы кто-то из нас засунул член тебе в глотку, Софи? Это единственный способ заставить тебя замолчать?

Я чувствую вкус желчи в горле. Лука даже не ненавидит Софи — не совсем. Ему просто нравится играть с тем, что принадлежит мне. Наверное, ее имя кажется ему вкусным, потому что он произносит его, а я — нет, больше нет.

При мысли о том, что его член будет в ее горле, я краснею. Если его член приблизится к ее губам, я сам оторву его от ее тела.

Но я не могу ничего этого сказать. Я не могу дать ему понять, что мне не все равно.

— Если бы Саттон хотела, чтобы член был у нее в горле, — говорю я, переводя взгляд на черные колготки Софи, ее юбку до колен, ее блейзер, — она бы приложила немного больше усилий. Эти кустистые брови и большие зубы никого не заставят напрячься, особенно когда здесь так много сексуальных девушек. Никто не хочет трахать собаку, когда можно трахнуть супермодель.

— Ой, ой, это действительно больно. — Тон Софи сух, но румянец на ее щеках потемнел. — Собака, да? Будь осторожен, Эван, ты можешь порезаться об острый край своего остроумия.

Прежде чем я успеваю ответить, она поворачивается к Якову. — Потушите сигареты или идите курить в другое место.

Яков смотрит на нее, и она смотрит в ответ.

У них похожий взгляд: темный и мрачный. Наблюдать за их общением — все равно что смотреть на две неподвижные статуи, обращенные друг к другу. Яков подносит сигарету к губам, делает долгую затяжку и встает. Он самый высокий из всех нас, сложен как танк, но Софи не вздрагивает, даже когда он приближается