Легио Кибернетика. Этот магос много лет провёл в рядах секуторов и мог выйти на бой даже с магистром Агаидом. И не просто выйти! Глядя на трёхметрового исполина с громоздким молотом чуть ли не крупнее, чем она сама, Гамма-Е-Ката не взялась бы гадать, кто победит.

"Ката", — раздался призыв в ноосфере.

Бета-Фи-Эст едва-едва, но склонил голову перед всего-навсего гаммой. Ката даже вздрогнула.

"Спасибо, Бета-Фи-Эст", — ответила магос.

"Ты заслужила, девочка".

Железный великан больше не смотрел в сторону Каты, но магос отметила повышение уровня эндорфинов в настоящем теле, которое находилось далеко-далеко от этого места.

Следующим на самоходном паланкине появился магос Бета-О-Нис, Ауксилия Мирмидон. Бета-О-Нис — небольшой когитатор, который поддерживали четыре безголовых сервитора. Находился ли сейчас этот почтенный старец внутри устройства или же управлял им с расстояния, Ката не знала. Бета-О-Нис занял свой пост задолго до её рождения.

В окружении целого сонма послушников и сервиторов на встречу пришёл светоч Фракторис-6 в области военной инженерии, глубокоуважаемый всеми и презирающий всех Бета-Рэс, Ордо Редуктор. Ответственный за тяжёлую технику выглядел хрупко. Бета-Рэс с вытянутыми тонкими конечностями, которые заканчивались лезвиями, напоминал сверчка. Если от Ниса Ката не услышала никакого приветствия, то здесь и сейчас ощутила чёрную злость. Ничего нового. Именно этим обычно всё и заканчивалось, когда Бету-Рэса отвлекали от создания новой машины разрушения.

Последняя представительница Великой Шестерни Фракторис-6, магос Бета-Кси-Фона, как из воздуха воплотилась. Предводитель и лучший палач Префектуры Магистериум всегда появлялась неожиданно. Такая уж у неё работа.

"Допустимое приветствие: здравствуйте, коллеги, — пришло сообщение в ноосферу. — Да благословит вас Омниссия!"

Под взглядом десятков оптических имплантатов даже Ката повела плечами. Ей едва удалось скрыть усмешку, потому что Агаид тоже дёрнулся из-за внезапного появления паучихи. Слухи о неизбежной смерти в лице многорукого и многоногого чудовища с Фракторис-6 разошлись далеко за пределы мира-кузни.

И наконец в тронный зал Вечного Колеса в окружении Багряной Гвардии Альфы-Геры вошли послы Шельве-Мор.

Гамма-Е-Ката услышала глухое рычание Агаида в настоящем мире и проклятья Бета-Рэса в мире нулей и единиц. Ката попыталась отбросить предательские чувства и сосредоточиться на незваных гостях.

Их было пятеро: троица тёмных жнецов с тяжёлыми ракетными установками, заброшенными за спины; экзарх Пикирующих Ястребов и провидец.

Экзарх, вопреки названию, больше походила на ворону — иссиня-чёрные вибрирующие пластины крыльев, перья, украшающую броню, и грим, который превращал лицо в маску смерти, в бледный череп с живым пронзительным взглядом.

Провидец, напротив, постарался выглядеть естественнее: никаких выбеленных орочьих черепов, как на доспехах телохранителей, никакого боевого окраса или угрожающих цветов. Он выбрал для встречи простую белую мантию без знаков или оберегов. Понять, что перед тобой именно провидец, можно было только по поющему копью.

Жнецы и экзарх приготовились выхватить оружие. Они смотрели на верхушку мира-кузни, на свиту магосов и космических десантников в отдалении. Они бросали взгляды на ярусы амфитеатра, где застыли сотни послушников и младших техножрецов Вечного Колеса.

А вот на лице провидца Гамма-Е-Ката не смогла прочесть ничего. У этого чужака внутри был стержень даже не из пластали, а из крепчайшего адамантия.

Полное спокойствие.

Провидец развёл руки в стороны и сказал…

10

— Это самоубийство, отец!

Шлем преобразовывал голос Серки, экзарха тёмных жнецов, в грозный рык, но Дарахемид, первый провидец Шельве-Мор, чувствовал негодование сына.

— И ты отомстишь за нас, если переговоры зайдут в тупик, — Дарахемид положил ладонь на плечо Серки.

"Как же ты вырос, сынок, — подумал провидец, — как же я тобой горжусь".

— Ты хотел сказать "когда"? Сколько раз в твоих видениях переговоры заходили в тупик?! — спросил Серки.

"Почти всегда", — подумал провидец.

— Мы ещё сильны, отец, — продолжал Серки. — Только дай команду, и мы переломим хребет их армии, сотрём в пыль города! Мон-кей не устоять!

Дарахемид обнял сына.

— Я люблю тебя, Серки, — проговорил он, — но должен рискнуть. Как бы ни закончилась следующая война, Шельве-Мор ждёт забвение. Мы не справимся в одиночку.

Провидец сделал шаг назад, запечатлел в памяти образ сына и повернулся.

— Отец!

Дарахемид ушёл, не оборачиваясь. Он занял место в рейдере напротив Сандакриэль, своей старшей дочери.

— Я же просил смыть краску с лица, — проговорил провидец и вздохнул. — Низшие создания могут неверно истолковать её значение.

Сандакриэль посмотрела на отца. В этом взгляде уже не осталось ничего, кроме лихорадочного поиска добычи.

— Дарахемид, вы тоже неверно истолковываете её значение, — произнесла экзарх. — Я не могу смыть краску. Это и не краска вовсе. Это мой путь.

Провидец отвёл взгляд. Его не зря называли "Отцом Заблудших". И если Серки ещё помнил, кто он такой, то Сандакриэль ушла по пути тех, кто любит встречный ветер, дальше, гораздо дальше.

Время перелёта Дарахемид потратил на то, чтобы ещё раз посмотреть на нити судьбы. Провидец не увидел в будущем ничего хорошего ни для себя, ни для Шельве-Мор, но не собирался отступать. Он прожил слишком долгую жизнь, чтобы бояться смерти.

Рейдер приземлился в городе мон-кей.

Дарахемид помедлил немного перед тем, как сделать шаг с рампы на камнебетон. Повел плечами и всё-таки сделал это.

"Какой кошмар", — подумал он.

Здесь отвратительно пахло. Не сказать, что провидец угодил ногой в лужу мочи или в кучу экскрементов, но Дарахемиду стоило больших усилий не согнуться в приступе рвоты.

Дарахемид приказал себе отныне и до конца переговоров сохранять благостное выражение лица, несмотря на всё несовершенство, несмотря на всё убожество архитектуры мон-кей, культуры мон-кей и вообще мон-кей.

Это было непросто.

Дарахемид увидел: существ, хирургически низведённых своими соплеменниками до уровня бездумных машин; землю, из которой мон-кей вытягивали все соки; гору пороков с алчностью на вершине и, конечно же, чудовищ. В некоторых металлических тварях провидец и души разглядеть не мог, не то чтобы знакомых очертаний. А если у чудовища и оставались какие-то блики божественной искры, то Дарахемид не желал погружаться за ними в тёмные воды.

Лидер тварей, для которых смерть — милосердие, как бы вопреки мнению провидца, хотела, чтобы её сравнивали со звездой. Она была мерзким идолом, говорящей статуей.

Трон с обездвиженной металлической куклой появился из тьмы. На плечах не голова, а золотое светило, и оно даже немного окрасилось оранжевым, когда Альфа-Гера произнесла:

— Говори, зачем пришёл, чужак. Не испытывай моё терпение.

Дарахемид занял место за трибуной