Шрифт:
Интервал:
Закладка:
17
Весной и летом я занимался сбором лепестков цветов, заготовкой эфирных масел и изготовлением мыла. Кто-то настучал сборщику налогов, что я занимаюсь на дому производством товаров народного потребления. У нас с ним уже был налажен контакт, поэтому договорились быстро и к обоюдному удовольствию. Теперь делюсь с ним, но издержки включил в конечную стоимость продукта. Купец Нубаратуму скривился, а деваться ему некуда. Больше никто здесь не занимается изготовлением такого хорошего мыла. Делают мягкое, липкое и без приятного запаха. Пытались разузнать у Какии и Шевы секрет производства твердого ароматного, но они и сами не знают. Да и вряд ли бы проболтались. Рабам наличные не нужны, потому что потратить не смогут. При этом прекрасно понимают, что их благосостояние напрямую зависит от моего. Как мне сказали, купец Нубаратуму перепродает мыло в Вавилоне. Там оно идет нарасхват по полтора-два шиклу за брусок.
В июле родственники жены собрали прекрасный урожай яблок. Подогнали нам несколько корзин. Я заложил, сколько смог, в сарае на полках устланных соломой. Остальные поедали всей семьей вместе с рабами и конем Буцефалом. Последний был единственным, кому они не надоедали, пока не пошли арбузы.
Я не делал ставку на бахчевые. Отобьют расходы и принесут немного прибыли — уже хорошо. Для меня важнее севооборот. Результат оказался интереснее. Почти весь урожай у меня скупили с самосбором. То есть каждый желающий приходил или приезжал на бахчу, набирал, что и сколько ему нравится, взвешивали, рассчитывались и расходились. Арбузы и дыни трескал весь Халеб. Моя семья не отставала. Буцефал и два подсвинка уминали сладковатые сочные корки с утра до вечера. Мы отложили семена на посев, хотя в следующем году посажу что-нибудь другое. Самые крупные дыни я повесил в сарае, чтобы съесть в холодное время. Из нераспроданных по одной повозке отправил в четыре главных храма города — Ашшура, Набу, Мардука и Иштар. Несколько крупных послал в подарок шакну Базуму. Может, евнух припомнит, когда мне что-нибудь потребуется от него.
Поля были удобрены навозом, вспаханы и засеяны ячменем. Захотелось посмотреть, какой результат даст этот злак на темно-серой почве. Не прогадал, потому что два месяца дожди лили, как и раньше, а потом сделали продолжительный перерыв почти до весеннего равноденствия. Ячмень, привыкший к засушливому климату, перенес это легко и выдал почти по двенадцать центнеров с гектара. Наверное, были какие-то потери, но сравнивать мне не с чем, пшеница не в счет, поэтому не узнал о них. А вот многие мои соседи влетели. Посмотрев, какие урожаи пшеницы я собирал в предыдущие годы, посеяли ее. В итоге из-за засухи сильно недобрали зерна. Само собой, виноват был я.
Распродав излишки зерна и добавив заработанное на мыле, я купил сразу десять кобылиц, которых обрюхатил Буцефал, и крепкого молодого жеребца, чтобы водил их за собой на пастбище. Предыдущие семь скоро ожеребятся, так что табун получится приличный. Беременность у лошади длится от трехсот дней и более. Через неделю-две готовы к новой случке. К тому времени их с жеребятами закроют в специальном загоне. Мне сообщат, чтобы приехал на пастбище на Буцефале, который покроет этих кобыл снова. Второй жеребец в это время будет водить табун беременных кобыл и жеребят, не имея от этого никаких удовольствий.
По рекомендации хеттов-компаньонов нанял для табуна двух пастухов — смурных типов с узкими бородатыми лицами. Живут они в деревне неподалеку от пастбищ. Земли там неплодородные, каменистые, так что выживают, как умеют. С ними были три собаки: два кобеля и сука, которая, судя по объемному животу, должна скоро ощениться. Не знаю, какой они породы. Похожи на смесь мастиффа с немецкой овчаркой. Окрас палевый с рыжим, черным, серым и белым. Голова крупная с короткими брылями и широкой нижней челюстью. Уши висячие. Хвост сильно загнут в последней трети. Рост сантиметров восемьдесят-девяносто, вес семьдесят-восемьдесят килограмм; у суки эти показатели меньше процентов на десять. Говорят, отличные волкодавы, смелые и выносливые. Сами добывают пищу, но могут увлечься охотой и надолго оставить хозяина и табун. Я заказал у пастухов щенка-кобеля для себя. Будет дом охранять и охотиться вместе со мной.
В год пастухи и собаки будут обходиться мне в тридцать шиклу серебра, шесть курру ячменя и два отреза ткани. Плюс обязан доставить на пастбище пять арб соломы, чтобы лошади не голодали в конце жаркого периода. Одного обученного жеребца-трехлетка мушаркишу — императорский чиновник, отвечающий в провинции за закупку пригодных для армии лошадей — платит по сто шиклу за предназначенных для колесниц и сто двадцать за верхового. В моей провинции Бит Агуши пока такого чиновника нет. Придется гнать в Каркемиш. Все равно овчинка стоила выделки.
Зерно и фураж я отправил пастухам сразу же. Первую половину денег получат в осеннее равноденствие, если сберегут всех лошадей и приплод, вторую — в весеннее. Если будут потери, вычту штраф из зарплаты.
18
Я был на своих полях, следил за прополкой кунжута, посеянного в начале теплого сезона. Влаги в почве мало, всходы были слабые, так что помогали им, как могли, чтобы неприхотливые сорняки не задавили и кислород легче попадал в почву. Там меня и нашел гонец от Синаххериба, прискакавший на коне.
— Велено тебе передать: «Шарру Шаррукин отправился в поход на гимирру, вторгшихся в Бит-Буруш. Присоединяйся», — важно огласил он.
— Передай моему повелителю, что я услышал его приказ и начал исполнять, — так же важно произнес я.
Бит-Буруш — это ассирийская провинция в Малой Азии между Таврскими и Антитаврскими горами, частично совпадающая с будущей Каппадокией. Она граничит на западе с набирающим могущество царством Фригия, которым управляет Мидас, видимо, тот самый, о богатстве которого сложат легенды. Раньше там было несколько мелких царств, и регион называли Табал в честь самого крупного из них. Шаррукин покорил их, жителей переселил во внутренние провинции империи, а взамен пригнал туда, сильно перемешав, мятежников из других регионов. В итоге в Бит-Буруше было тихо и спокойно, пока не вторглись кочевники-киммерийцы.
От Халеба до Бит-Буруша было в разы ближе, чем от Дур-Шаррукина, поэтому я не спешил. Успел съездить на пастбища, где Буцефал отвел душу с кобылами, полюбовался приплодом — тремя жеребятами и четырьмя кобылицами. В обратную сторону повез самого крупного щенка из помета, родившегося с куцым хвостом и пятым и шестым пальцами на кости. Как меня заверили пастухи,