Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понятно! – Лерка вздохнула, встала и, вновь подойдя к столу, спрятала фотографию. – Ну, анализируй, анализируй!
– Что такое подарок? – поинтересовался вдруг Барабашка. – Как мне его сделать? Из чего?
– Да ладно, я пошутила! – Лерка снова опустилась на диван, торопливо вытерла ладонью явно повлажневшие веки. – Не надо мне никаких подарков! Ты сам – лучший мой подарок! – Умолкнув, она снова быстренько провела ладошкой по лицу. – Только ты не бросай меня, как… как некоторые! Ты просто будь со мной… мне этого достаточно! Мне достаточно просто знать, что ты где-то рядом… – Лерка судорожно вздохнула и в третий раз вытерла глаза рукой. – Ты ведь не бросишь меня, Барабашка? Ты ведь останешься со мной?
– Я не могу этого сделать, – сказал Барабашка. – Я не могу остаться с тобой.
– Не можешь? – с тревогой в голосе переспросила Лерка. – Но почему?
– Потому, что это невозможно.
– Почему, невозможно?! – закричала Лерка, вскакивая с дивана. – Барабашечка, миленький, скажи, что ты пошутил!
Барабашка ничего не ответил.
– Я тебе просто надоела, да? – упавшим голосом проговорила Лерка. – Поэтому ты не хочешь остаться?
– Не поэтому, – сказал Барабашка. – Я нашёл выход.
У Лерки словно оборвалось что-то в груди. Нет, она-то знала, что Барабашка ищет этот самый выход, он упорно занимался своими поисками с самого первого дня их знакомства… всё время, исключая их ежедневное общение он искал возможность вернуться туда, в странный и непонятный свой мир…
Но одно дело – знать, что Барабашка ищет этот самый свой выход, и совсем другое – понять вдруг, что он его нашёл…
– Ты нашёл выход? – проговорила Лерка чужим каким-то, внезапно охрипшим голосом. – Поздравляю!
– Было сложно… – голос Барабашки звучал совсем по-прежнему, но Лерка теперь почему-то воспринимала его как-то не так, иначе. – Множество расчётов. Множество исчислений. Восемь главных пересечений, семнадцать побочных. Пять систем координат. Я смог всё просчитать. Впервые сам.
– Поздравляю! – всё тем же хриплым голосом прошептала Лерка. – От всей души!
Ни единой капельки фальши не было в её голосе, но, тем не менее, Лерка и сама ощущала, как много неправды было в нескольких коротеньких этих словах.
– Поздравляю! – машинально повторила она. – И когда…
Она не договорила, просто не смогла выговорить до конца фразу, но Барабашка и так отлично всё понял.
– Надо ждать, – сказал он. – Будет ещё одно пересечение. Самое последнее.
В душе у Лерки всколыхнулась вдруг слабая надежда на чудо. Это последнее пересечение… может до него ещё целые недели, а то и месяцы… Тогда, тогда…
Но чуда, увы, не произошло.
– Уже скоро, – как-то просто и даже буднично вынес Барабашка страшный свой приговор. – Очень скоро.
– Очень скоро?!
Ничего больше не чувствуя и ничего абсолютно не ощущая, Лерка медленно поднялась с дивана, неслышной тенью прошлась по комнате.
– Скоро, это сколько? – с последней надеждой спросила она, останавливаясь у окна. – Сутки? Двое суток? Или… больше? – Лерка уже понимала, догадывалась, что речь не идёт о сутках, что всё произойдёт быстрее, гораздо быстрее. Она всё это хорошо понимала, но, как утопающий за соломинку, цеплялась за последнюю свою надежду. – Сколько же тебе осталось быть у нас, Барабашка?
– Твоё пси-поле изменилось.
В ровном и, как всегда, бесстрастным голосе Барабашки Лерка ощутила вдруг какую-то озабоченность, что ли… Впрочем, возможно, это её только почудилось.
– Почему твоё пси-поле так изменилось?
– Я… мне… – Лерка продолжала смотреть в окно, хотя вряд ли хоть что-либо могла видеть сквозь мутную пелену внезапно выступивших слёз. – Это так неожиданно! – Она коснулась горячим лбом холодного влажного стекла, в отчаянии закрыла глаза. – И почему именно сегодня, в мой день рождения… почему именно сегодня?!
Лерка понимала, сердцем чувствовала, что говорит не то, что нужно, совершенно даже не то… другое что-то надо было сказать сейчас… но вот, что именно – этого она, к сожалению, не знала…
– Не покидай меня сегодня, Барабашка! – У Лерки ещё сильнее защипало в глазах, тугой солёный комок подкатил к горлу, даже дышать стало трудно. – Я прошу тебя, Барабашечка… я тебя очень прошу! Только не сегодня! Давай завтра, а?! Такое возможно?
Она затаила дыхание в тревожном ожидании ответа.
– Такое невозможно, – сказал Барабашка, и снова в ровном голосе его почудились Лерке какие-то странные, незнакомые ранее нотки. – Долго высчитывал. Очень долго. Разные измерения. Разные системы координат. Избирательно разные. Всё должно получиться. Но это сейчас. Потом может не получиться. Потом не смогу вернуться. Совсем не смогу.
– И не надо! – с последней самой надеждой вскричала Лерка. – И не возвращайся! Оставайся у нас! Навсегда оставайся!
– Это невозможно.
Нет, Лерке не почудилось. Голос Барабашки и в самом деле изменился, звучал теперь как-то не так… он словно доходил до Лерки с более далёкого расстояния…
– У вас неуютно, – продолжал между тем Барабашка. – Множество опасностей. Я не смогу у вас долго.
– Ты привыкнешь!
Сама только мысль о том, что Барабашка может исчезнуть, навсегда исчезнуть… одна только мысль об этом была для Лерки мучительно-невыносимой.
– У нас хорошо! У нас просто замечательно! Ты и в самом деле постепенно сможешь привыкнуть! А я… я буду каждый день угощать тебя самыми вкусными излучениями! Я, вообще, могу не выключать микроволновку, если ты пожелаешь…
Какое-то время Барабашка молчал, и в душе у Лерки вновь всколыхнулась, было, слабая надежда на чудо.
– Я не могу остаться, – проговорил, наконец, Барабашка. – Необходимо вернуться. Именно сейчас. Потом будет труднее. Будет плохо. Не только мне. Тебе тоже. Тебе в первую очередь. Ты этого не понимаешь сейчас, но это может быть. Уже скоро. Я не хочу этого. Не хочу, чтобы тебе было плохо.
Лерка вздохнула. Хуже чем сейчас… да разве такое возможно!
– Сколько же тебе осталось? – прошептала она еле слышно.
– Осталось совсем немного. – Голос Барабашки на этот раз прозвучал ещё глуше обычного. – Твоё пси-поле сильно изменилось. Почему?
– Ты не поймёшь! – грустно проговорила Лерка, в очередной раз вздыхая. – Ты, наверное, и грустить обо мне не будешь! Действительно, кто я такая, чтобы обо мне ещё и грустить!
Лерка замолчала. Барабашка тоже некоторое время молчал.
– Что такое «грустить»? – спросил он после довольно-таки продолжительного молчания. – Не понимаю.
Лерка ответила не сразу. Сначала она вновь подошла к дивану, опустилась на него, обхватила руками голову, вернее, уткнулась лицом в ладони.
– Грустить – это когда грустно! – тихо проговорила она. – Когда невыносимо грустно… вот как мне сейчас! Грустить – это вспоминать! Каждый день, каждую минуту… Ты будешь вспоминать обо мне, Барабашка?
– Вопрос не имеет смысла, – сказал Барабашка. – Вспоминают то, что забыли. Я ничего не забываю. Я не умею забывать. Я буду всегда