Даша походила по комнате, рассеянно погладила по головеподвернувшегося Прошу и снова села на диван. Книга…. Какая книга? Взгляд ееснова упал на коричневый конверт, она заглянула в него и увидела то, чего незаметила сразу, – листы альбомной бумаги внутри. Она потрясла конверт, илисты, сколотые сверху большой канцелярской скрепкой, выскользнули ей на стол.Отогнула первый, чистый, лист и прочитала выведенное знакомым почерком: «Семьяу Лены с Романом была счастливая. Не просто хорошая, или крепкая, илинормальная, как принято говорить сейчас, а именно счастливая. В том простомпонимании счастья, когда утром хочется идти на работу, а вечером хочется идтидомой…»

Она быстро пролистала до конца – листов оказалось совсемнемного – и уставилась в окно. Похоже было, что книга нашлась.

– Зачем? Зачем делать записи на бумаге, если естьноутбук? – задумчиво спросил Максим, сидя вечером в кресле и разглядываялисты. – Может, твой Боровицкий от старости впал в легкий маразм?

Даша с негодованием отмела такое предположение – ПетрВасильевич от маразма был далек так же, как она от титула «Самая богатаяженщина мира». Максим почесал в затылке.

– Дашка, это же полная глупость, – заметилон, – передавать тебе какие-то непонятные листочки. Да не просто передавать,а завещать! Какую книгу ты можешь написать? О чем? По-моему, моя идея насчетмаразма не так уж далека от истины.

– Папа, ну ты ничего не понимаешь! – подала изугла голос Олеся, по-взрослому пожимая плечами. – Во всех фильмах такделают – прячут что-нибудь у нотариусов, если узнают о преступлении. А потомкто-нибудь другой помогает то самое преступление раскрыть. А у нас «другим»будет мама. Она теперь свидетель, и за ней тоже начнут охотиться. А может быть,и за мной тоже!

Даша с Максимом, оторопев, воззрились на дочь, которая свыражением полного довольства собой отложила клубок в сторону и растянула передглазами шарф ядовито-синего цвета.

– Тьфу, Олеська, что ты несешь? – опомниласьДаша. – Какой свидетель, какое охотиться! И вообще, хватит взрослыеразговоры слушать – марш в постель!

– А мне и оттуда слышно, – логично возразилаОлеся, – так что лучше я здесь останусь.

– Знаешь, Олеськина голливудская версия напрашиваетсясама собой, – продолжил разговор Максим, – но ведь все очень легковыяснить – достаточно знать, что написано в его рукописи. Ты ее прочитала?

– Прочитала, – кивнула Даша. – Потом буду ещеперечитывать.

– И что там?

– Вот в том-то все и дело, Максимушка, что ничего.Ни-че-го! Просто истории. Истории из жизни. Более того, я даже не понимаю,какое отношение они имеют к его работе.

– Ты хочешь сказать, – нахмурился Максим, –что они не о доме престарелых?

– Вот именно, – медленно ответила Даша. – Ниодна история не имеет к пансионату «Прибрежный» никакого отношения.

Максим просмотрел листы, отложил первые четыре и началчитать.

* * *

«Семья у Лены с Романом была счастливая. Не просто хорошая,или крепкая, или нормальная, как принято говорить сейчас, а именно счастливая.В том простом понимании счастья, когда утром хочется идти на работу, а вечеромхочется идти домой.

Поначалу Ленка делала глупость – сообщала кому ни попадя освоем счастье. Так и выпаливала при каждом удобном случае: счастлива я, мол, смужем. И он со мной. И становилось сразу понятно, что говорит она правду,причем говорит, не хвастаясь, а как ребенок, который со всеми делится: мнесегодня экскаватор подарили! От избытка этого самого счастья.

Ленке понадобилось несколько месяцев, чтобы она наконецпоняла: если есть у тебя счастье – держись за него двумя руками и цепляйсязубами. Главное – зубами, не столько потому, что так удержишь крепче, а потому,что рот у тебя тогда будет закрыт. И не будешь ты первому встречномурассказывать, как славно тебе живется с любимым мужем.

Ей, наивной, и так иногда казалось, что приятельницы изнакомые, на которых она вываливала свое счастье, как ребенок любимую маннуюкашу на стол – размазываяложкой для большей красоты, – слушают ее как-то…странно. То в сторону косятся, то кивают, но без особого интереса. А то ипросто переводят разговор на другую тему. Правда, некоторые, как, например,Алиска Машнова из соседней квартиры, слушали внимательно, с любопытством,иногда и вопросы наводящие задавая. Впрочем, в вопросах Ленка особенно ненуждалась – убедившись, что ее слушают, разливалась соловьем, расхваливаясвоего Ромочку на все лады. И ведь не сказать, что глупая она была, а вот подиж ты!

Глаза у Лены начали раскрываться после одного случая. Двериу нее и Алиски были рядышком, и обе отделены тамбуром от основного коридора. Поутрам Алиска выползала в тамбур сонная, разомлевшая и напоминала Лене то ликошку, наевшуюся сметаны, то ли саму сметану, на которую кота еще ненашлось, – белую, жирную, домашнюю сметанку. Позвонив Ленке в дверь иузнав у нее, не пойдет ли та сегодня в магазин, ленивая Алиска давала ейпоручения – то-се купить, так, по мелочи – и уползала обратно. Обе в результатебыли довольны – и Алиска лишний раз носу из дому не показывала, и Ленкаполучала дополнительную возможность потрепаться на любимую тему. Жила Алискавесело, проедала сбережения, оставшиеся от бабки, но время от времениустраивалась в магазин продавщицей, и около ее отдела всегда крутились мужики,что бы она ни продавала – хоть мясо, хоть канцелярщину всякую. Заведя новыйроман, Алиска отдавалась ему вся, без остатка, и на пару месяцев у нееобосновывался новый хахаль, как презрительно называли очередного избранникаподъездные бабки. Сама Алиска говорила – красавец, делая ударение на последнемслоге. Получалось – красав?ц.

Однажды вечером Лена услышала скрежет ключа,поворачивающегося в тамбурной двери. Решив, что идет любимый Ромушка, онанеслышно подкралась к своей двери, сбросила рубашку, оставшись в прозрачноймаечке, и притаилась у входа, с нетерпением ожидая, как радостно изумится муж,увидев ее в таком наряде. Однако он не спешил звонить в дверь, а спустянесколько секунд Лена расслышала в тамбуре два голоса, один из которых былРомана, а вот второй, в чем не было никакого сомнения, принадлежал Алисе. Ленаподождала немного, но разговор затягивался. Стоя за тонкой дверью, она хорошоразличала слова и какую-то странную, тягучую, насмешливую интонацию в Алискиномголосе. Заинтересовавшись, чем вызвана такая насмешливость, она посмотрела вдверной глазок и обомлела.

Алиска стояла около своей двери в чем мать родила,прикрывшись только маленьким кокетливым передничком. На голове у нее, одетаяслегка набекрень, маячила белая наколочка, оставшаяся Алиске на память о работев кондитерском отделе. Высокие черные полусапожки на ногах завершали картину.Напротив Алисы стоял Роман и внимательно смотрел на нее.

– Ну что, долго пялиться, что ль, будешь? –издевательски поинтересовалась Алиска, отставляя в сторону пухлую белуюногу. – Чай, ведь можно и руками потрогать. Или тебе жена твоя неразрешает?