Но он ее отыскал.

В крошечном уютном коттеджике, где гостиную от кухни отделял лишь обеденный стол, за которым она и спряталась, разглядывая его настороженным взглядом.

— Только не говори, что всерьез считала, что сумеешь вечно прятаться. — Выглядела она на удивление хорошо, если не считать двух заклеенных пластырем пальцев на левой руке. Да и на бледных щеках появился здоровый румянец… Черные брюки, вязаный свитер, ужасные, но на удивление уместные пушистые тапочки…

Так вот что она приобрела на его деньги, потому что своей одежды Каталина с собой вообще не взяла.

— Разумеется, нет. — Она с видом загнанного в угол зверя отступила на шаг. — Как ты меня нашел?

Дыша на руки, Натаниэль постепенно отогревался в домашнем тепле. А он, оказывается, успел позабыть, как холодна может быть зима в горах…

— Наняв лучших из лучших. Полагаю, ты намеренно выбрала это место.

Просто не верится, что в недоступной принцессе, о которой он годами мечтал, могло скрываться столько жестокости и коварства.

Правда, и в то, что она оказалась воровкой и умела так мастерски скрываться, Натаниэль тоже не сразу поверил. Когда он вернулся в Монте-Клер, уже было ясно, что никто ее не похищал, а звонок во дворец это лишь подтвердил. Каталина попросту убежала. Забрала себя и созданную ими крошечную жизнь и сбежала.

Обнаружив же ее посреди Пиренеев в самый разгар лыжного сезона…

Да еще эти шоколадные глаза, искусительную силу которых он успел позабыть…

— Я здесь, потому что всегда хотела тут побывать.

И как она только может оставаться настолько спокойной? Сам же он вот-вот взорвется.

Десять дней непрерывного беспокойства. Принцесса украла солидную сумму, а он переживал лишь о том, как она выживет без привычного круглосуточного присмотра. И ждал, что найдет ее запущенной и растрепанной.

Но он ошибся. Шелковистые волосы блестели, лицо умыто, а сама она держится с присущим ей достоинством.

Что ж, настоящую породу всегда видно. Даже если надеть на нее фартук и заставить драить уборные, она и тогда сохранит поистине королевскую манеру держаться.

Натаниэль стиснул зубы.

— Ты всегда хотела побывать на заснеженной горе? Увлекаешься лыжами?

— Нет, конечно.

— Тогда даже и не начинай.

— Иначе что? В ее глазах полыхнул огонь. — Накажешь?

— Не говори ерунды.

— Тогда не угрожай. Мне и так всю жизнь угрожали, но я больше этого не потерплю. — Ее голос даже не дрогнул, но теребившие свитер пальцы выдавали скрывавшиеся за наигранным спокойствием чувства.

— А я и не угрожал, но раз забыла, напомню, что ты носишь моего ребенка, — едва не выкрикнул Натаниэль, понимая, что еще чуть-чуть — и он окончательно лишится контроля.

— Это не значит, что у тебя есть какие-либо права на мое тело или разум. Мы не в Монте-Клере. — Немного помолчав, она продолжила: — Не так давно ты удивлялся, как я позволяю семье распоряжаться своим телом, так вот, можешь радоваться, я прислушалась к твоим словам и больше никому не позволю себе указывать. Ни отцу, ни брату, ни тебе. Да и вообще не понимаю, что ты тут забыл. Я думала, ты только обрадуешься, от меня избавившись.

До того как она сбежала, он и сам так думал.

— Черт, Каталина, ты моя жена.

— Серьезно? А я думала, что я тебе только обуза.

За ледяным спокойствием угадывалось столько горечи, что он не выдержал и, шагнув вперед, прижал ее к стене.

Глубоко вдохнув тот самый аромат, что он не мог забыть после их единственной ночи, Натаниэль легонько погладил ее по щеке и ухватил за подбородок.

— Ты моя жена, — шепнул он, — мы принесли друг другу клятвы.

Она смотрела на него широко распахнутыми глазами.

— Клятвы, что ничего не значат.

— Мы обещали оставаться вместе до рождения нашего ребенка. Я подписал договор. А ты свое обещание нарушила.

Она даже не дрогнула.

— Ты первым его нарушил. Ты не обращался со мной, как с женой. Если все сводится к тому, чтобы я прожила под твоей крышей год, а потом вернулась во дворец на время, пока они станут подыскивать мне другого мужа, которому я тоже буду всего лишь надоедливой обузой, лучше уж вообще оставаться одной.

И не надейся. Пакуй вещи, мы уезжаем из этой чертовой дыры.

— Езжай, куда тебе нравится, а я останусь здесь. И в тюрьму, что ты называешь своими апартаментами, я точно не вернусь.

— Ты поедешь со мной, даже если мне придется забрать тебя силой.

Они оба понизили голос до шепота, и Натаниэль при всем желании не мог не ощущать тепла женского тела.

— Да зачем я тебе вообще понадобилась? Ты же меня ненавидишь!

— Я тебя не ненавижу. — Он ненавидел то, как она поступила и как заставила за себя переживать, но как можно ненавидеть того, кого настолько хочешь?

— Тогда почему все время меня избегал? Ты обращался со мной, как с абсолютно посторонним человеком. Я ненавижу жить у тебя.

Впервые за все годы знакомства он видел в ней что-то подозрительно напоминающее уязвимость.

— Я пытался тебя защитить. — Вот только ему самому это ничего хорошего не принесло.

— Но почему?

— Я пытался держать дистанцию, боясь, что ты в меня влюбишься.

Карие глаза опасно прищурились, так и пылая гневом.

— Ах ты заносчивый…

Она толкнула его в грудь.

Отступив, он попытался вдохнуть.

— На этот счет можешь не волноваться.

Губы, которые он едва не поцеловал, плотно сжались, и Натаниэль, не выдержав, рассмеялся. Есть ли у него вообще знакомые женщины, что осмеливались утверждать, что не верят в любовь?

— Не смей надо мной смеяться. — На этот раз Каталина не пятилась, а наступала, прижав изящный пальчик к его груди. — Я переспала с тобой лишь потому, что точно знала, что никогда в тебя не влюблюсь.

— Что-что?

— Я испытывала желание и ничего больше. Я с пятнадцати лет ждала встречи с мужчиной, которого захочу, и решила не упускать возможность.

Не веря, что она действительно все это говорит, Натаниэль тупо на нее уставился.

— Что, не нравится неприглядная правда?

Отлично, она его поймала, отплатив ему его же двойными стандартами.

— А почему именно с пятнадцати? — спросил он первое, что пришло в голову.

— Именно в этом возрасте я впервые увидела, как пара занималась любовью в королевском саду.

От неожиданности Натаниэль снова рассмеялся.