— Солидно, — не удержалась от возгласа восхищенияАглая.

— Налоговой инспекции тоже понравилось. — Дымбрылсамодовольно улыбнулся, продемонстрировав всем находящимся в машине хорошоподогнанные друг к другу, идеально ровные золотые зубы.

— А собаки… Это не опасно? — спросилРайнер-Вернер, а Ксоло, до этого спокойно сидевшая у меня на руках, залаяла.

— Опасно, — заверил Райнера Дымбрыл. — Нопусть дорогие гости не беспокоятся. Вас устроят в дальнем крыле. Отдельный входи прекрасный вид на бухту.

Силуэты доберманов на хорошо утрамбованном, чуть голубоватомснегу тоже были прекрасны. Я даже залюбовалась ими, но Райнер все еще не могуспокоиться. Похоже, он уже жалел, что принял приглашение Аглаи.

— По-моему, их чересчур много…

— Разве? А я еще троих прикупил. Жизнь-то волчья, безсобак не обойдешься.

Дымбрыл Цыренжапович лихо припарковал джип к ангару,смахивавшему на самолетный. К машине тотчас же подошли два охранника. Один изних осторожно вынул из джипа тушу хозяина, другой занялся нами.

Спустя несколько минут мы уже приближались к дому. Впереди,презрев все правила приличия, несся Райнер-Вернер. Мне с трудом удалось догнатьего.

— Не будьте идиотом, Райнер! В конце концов, этонеэтично. Пытаться ворваться в дом, не дожидаясь хозяина.

— С детства боюсь собак… Особенно таких больших. Меняпокусал доберман, — на ходу оправдывался немец. — И потом, нас ужеждут.

Нас действительно ждали.

У крыльца, украшенного скульптурами двух каменных львов,стоял молодой человек в черном смокинге и белых перчатках. Все трое — и львы, имолодой человек — были уменьшенной копией самого Дымбрыла: те же узкие глаза,тот же приплюснутый нос, та же плоская, как будто раскатанная скалкой,физиономия.

На лицо молодого человека падали крупные хлопья снега, ноон, казалось, не замечал их: пантеон монгольских божков не замечает подобныхмелочей. Даже появление хозяина не внесло никакой сумятицы. Юноша лишь слегканаклонил голову.

— Проводи гостей, Ботболт. — Эти слова ДымбрылЦыренжапович сбросил юноше на руки вместе с лисьей дохой — на ходу.

На непроницаемом лице Ботболта отразилась напряженная работамысли. Видно было, что арифметические подсчеты даются ему с трудом: вместоодной приглашенной в улус хозяина прибыло трое. Что делать с двумя лишнимиединицами?

— Комната на третьем. Резерв, — подсказалнесчастному Дымбрыл. И снова обратился к нам:

— Буду рад увидеться с вами через час. На обеде.

Он еще раз припал к руке Аглаи, с укоризной посмотрел напроштрафившегося трусишку Райнера-Вернера, скользнул невидящим взглядом по мне,кивнул режиссеру Фаре — и удалился.

Мы остались в распоряжении меднолобого Ботболта. Ботболтпровел нас через огромный холл, больше напоминавший внутренности юрты. Сходствос юртой усиливалось из-за множества ковров: ковры лежали на полу, былиразвешаны по стенам, затягивали потолок. В коврах терялись чучела гепарда ипумы (уж не в местных ли болотцах подстрелил их хозяин?); в коврах терялиськоллекции холодного оружия и вазы с сухими цветами; мы и сами едва непотерялись. И лишь в последний момент успели — вслед за Ботболтом — выскочитьза полог ковра, который на поверку оказался дверью.

Языческое бурятское великолепие кончилось так же внезапно,как и началось. Коридор, в который мы попали, был самым обыкновеннымноворусским коридором мраморные плиты пола, мраморные стены, встроенныесветильники, абстрактные картины в узких багетах.

— Интересный тип этот Дымбрыл, — сказала Аглаярежиссеру. — Чем он занимается?

Слегка подотставший от Ботболта Фара пожал плечами. Этомогло означать все, что угодно: чиновник федерального уровня, нефтяной магнат,целлюлозно-бумажный король, преступный авторитет, глава коммерческого банка. Впоследнем я сильно сомневалась: с такой ряхой Дымбрыл Цыренжапович могвозглавлять разве что пункт по скупке пушнины у населения.

— Меценатствует? — не отставала от Фары Аглая.

— Как видите.

— Съемки начнутся после.., м-м.., обеда?

— Съемки начнутся завтра. Завтра утром приедет всясъемочная группа. Много времени это не займе… Аглая даже остановилась отнеожиданности.

— То есть как это — завтра?! Вы хотите сказать, что явынуждена буду просидеть здесь лишний день?! Фара несколько смутился.

— Видите ли, это было его условие.

— Чье условие?

— Хозяина. Детективы — его слабость. Он предоставил намчасть дома для съемок только с тем условием, что вы с ним отобедаете.

— Я? Я, Аглая Канунникова? Или… Фара смутился ещебольше.

— Я и три грации. — Аглая язвительноулыбнулась. — Я и три медведя. Я и дракон о трех головах. Понятно.

— Но лично он встречал только вас, — подсластилпилюлю Фара. — Вы — первая.

— Я — четвертая, кому вы говорите “Вы — первая”, умник.Иначе вы не взялись бы за этот дрянной проект. Ну да черт с вами. Дажеинтересно.

Пока режиссер и писательница перебрасывались репликами, мыуспели подняться по винтовой лестнице и оказались на площадке с работающимтелевизором и крошечным фонтанчиком: писающий Амур (он же Бот-болт, он жеДымбрыл, он же пара каменных львов). В азиатских клешнях Амура были зажаты луки стрелы.

— Подождите здесь, — бросил Ботболт нам сРайнером.

На то, чтобы избавиться от Фары и показать комнату Аглае сКсоло, у Ботболта ушло не больше пяти минут. Я даже не успела досмотреть потелевизору захватывающий рекламный ролик о милых сердцу гигиеническихпрокладках.

Вернувшись, Ботболт указал нам на лестницу:

— Следующий этаж. Вторая дверь справа по коридору. Язаподозрила неладное.

— Подождите, Ботболт… Вы хотите сказать, что мы… Что мыбудем ночевать в одной комнате? Райнер-Вернер скромно потупился.

— Вторая дверь справа по коридору. Через часспускайтесь вниз, вас проводят.

— Но…

Глас вопиющего в пустыне. Скошенный затылок Ботболта неоставил мне никакой надежды.

— Пойдемте, — сказал Райнер-Вернер, когда шагихрамового служки затихли на лестнице.

— Я не сумасшедшая, чтобы селиться с вами в одномномере.

— Успокойтесь, я тоже не сумасшедший, чтобы к вамприставать. — Он щелкнул Амура по носу: видишь, дружище, с какими стервамиприходится иметь дело!

Я с тоской заглянула в колодец коридора. Где-то там, насамом его донышке, устраиваются теперь Аглая и Ксоло. Предательницы, так легкообо мне позабывшие.

— Идемте же! — Немец потянул меня к лестнице. Яподчинилась.