– Смешно, право! Хочешь, фамилию врача назову? –усмехнулась Ирина.

– Стерва! – заорала Глафира, бросаясь насобеседницу.

– Дура! – завопила Ира, отпрыгивая всторону. – Свин, держи свою лжеалкоголичку!

– Ты о чем? – напрягся продюсер.

– Да знаю я все, – отмахнулась Ирина, –читайте «Шоу».

С этими словами она быстро ушла.

Свин и Глафира переглянулись.

– Откуда она узнала? – мрачно спросил продюсер.

– Понятия не имею! – взвизгнула певичка.

– Найду, кто продал, и урою, – пообещал Свин.

Я стала покрываться потом, шагнула в сторону, вновьнаступила на ногу одному из трансвеститов и спросила:

– Эта Ирина кто?

– Кротова? – уточнил размалеванный парень. –Ужас, летящий на крыльях ночи, репортер газеты «Шоу», про нас пишет. Такоенарывает! Ее тут половина народа пристрелить хочет. Ирочка может в один миг сгрязью смешать, она вечно за кулисами толчется, по зернышку дерьмо клюет.

Недолго думая, я побежала за журналисткой.

– Ира, погодите!

Кротова оглянулась:

– Чего тебе?

Я подбежала к ней:

– Пожалуйста, не пишите ничего про Глафиру.

– С какой стати?

– Очень прошу, ну, про коньяк.

– Да? А что с коньяком?

– Я случайно сболтнула про то, что она его выливает.

– Слово – не воробей!

– Умоляю вас, меня уволят.

– И хорошо, найдешь другое место.

– Никогда.

– Не рыдай, – хмыкнула журналистка, – раноили поздно все равно бы это узнали.

– Я окажусь на улице!

– Сейчас тепло, не замерзнешь!

– Мне некуда идти.

– Я слышала уже сказочку про деревню в Тюменскойобласти, – скривилась Ира, – дурее ничего не придумала? У тебямосковский говор.

Меня охватило отчаяние.

– Послушай, пожалуйста!

– Ну, говори, – смилостивилась Ирина.

Когда мой сбивчивый рассказ иссяк, журналистка покачалаголовой:

– Хорошо, твоя история впечатляет. И знаешь почему? Яузнала тебя сразу! А ты меня нет. Сначала я подумала, что ты прикидываешься,изображаешь неизвестно кого. Но потом растерялась, больно здорово тыактерствовала. Стала присматриваться и сомневаться: она – не она. Вроде однолицо, с другой стороны, меня не признала, а ведь я твоя родня.

– Родня, – подскочила я, – в каком смысле?

– В прямом, – одними губами улыбнулась Ирина.

– Ты знаешь, кто я?

– Естественно.

– Господи, скажи!!!

– Это долгий разговор, не здесь же его вести!

– А где?

– Приезжай послезавтра ко мне.

– Адрес, скажи скорей адрес!

Ирина покачала головой:

– Если ты играешь, то делаешь это гениально, прими моипоздравления, зря я тебя курицей считала. Если на самом деле потеряла память,то положение ужасное, хотя это понять можно, после всех несчастий…

– Эй, Танька, – заорал один из подтанцовкиГлафиры, показываясь в коридоре, – несись на реактивной тяге, Глашкабесится, нам на другой концерт ехать пора!

– Значит, так, – быстро закончила Ирина, – ясегодня в Питер уезжаю, вот тебе телефон, звони послезавтра, встретимся, и явсе расскажу!

Я быстро сунула визитную карточку в карман и пошла в гримерку.Отворила дверь и поняла, что попала в самый неподходящий момент. Глафира сиделана полу, в углу, около большого трехстворчатого зеркала. Над ней с розовымполотенцем в руках стоял Свин. Не замечая моего появления, продюсер хлесталполотенцем певицу по щекам, приговаривая:

– Ну ты и сука!

Меня удивило поведение Глаши. Вместо того чтобы, как всегда,орать и материться, певица пыталась закрыть хорошенькое личико руками ишептала:

– Ой, не надо! Свин, пожалуйста!

Продюсер отшвырнул полотенце.

– Одевайся, дрянь, – выплюнул он и, тяжело дыша,ушел.

Я бросилась к Глафире:

– Тебе больно? С какой стати ты терпишь такое!

Внезапно она тихо заплакала:

– Он мой хозяин, у него деньги, связи, а у меня что?

– Имя! Звездный статус!

Глаша встала на ноги, взяла ватный диск и стала стирать слица слезы, перемешанные с косметикой.

– Звезда – это фикция, – внезапно серьезно сказалаона, – есть, конечно, маленький круг тех, кто имеет весомое имя и можетработать сам по себе, Максимов, допустим. Да и то Андрюша зависит от многихлюдей: композитора, например. Нет новых песен – нет и Максимова, нельзя жегодами старые хиты перепевать. Ну а такие, как я… Вытурит меня Свин, и что?Пропала Глаша, публика-то из козлов состоит, мигом забудет. Вон сегодня группа«Рынок» выступала, видела?

– Да, хорошенькие такие блондиночки.

– Хорошенькие блондиночки, – передразнила меняГлафира, – точно! Только это уже то ли пятый, то ли шестой состав – и всекак одна хорошенькие блондиночки. Куда же прежние деваются, знаешь?

– Нет, – покачала я головой.

– И я тоже, – сказала Глафира, – исчезаютодни хорошенькие блондиночки, появляются другие, а залу все равно. Группа«Рынок» поет! Вау! Классно! Супер! Ля-ля-ля! Где же прежние блондиночки? Этошоу-биз, детка, тут как в лесу с леопардами: выжил – отбил себе место дляохоты, слабинку дал – и тебя съели! Ам, нету хорошеньких блондиночек! Ам,прощай, Глафира, другую Свин вытащит и тоже Глашей назовет, чтобы бренд непропал! Я-то уже вторая Глафира, будет третья, и что?

– Ну это ты глупости говоришь, – воскликнулая, – тебя столько народа в лицо знает!

Глафира задумчиво посмотрела в зеркало.

– Морда… да! Это легко! Вон Катю из «Веселых» никто непризнает, она себе нос исправила, овал лица подтянула, парик, очки…

– А голос? – не успокаивалась я.