И тут у моей хозяйки случилась самая настоящая истерика. Своплем: «Ни за что не стану падать!» – она унеслась в автобус.

– Да уж, – вздохнул Гена, – некоторые,понимаешь, звезды… Свин, наведи порядок.

– Надоела она мне, – вздохнул продюсер, –имидж вот поменял.

– Волосы недолго покрасить, – заржал Гена, –ты девку смени! Эта совсем от рук отбилась!

Став красным, Семен медленным шагом двинулся к автобусу. Японяла, что он сейчас начнет рукоприкладствовать, и кинулась за ним.

– Пойми, Глафира устала. Легла поздно, встала рано,потом у стилиста была, и съемка такое тяжелое дело.

– Отвянь! – рявкнул Свин и влез в автобус.

Я вскочила за ним.

– Пожалей ее.

– Смойся.

– Она заболела!

Внезапно Свин усмехнулся:

– Это шоу-биз, детка, красиво лишь из зала. Кому какоедело, что с тобой? Мама умерла, любовник бросил, чирей на заду вылез, ногиотвалились – пой, киса, весели народ, тебе деньги уплачены! Это ее работа, щапойдет и станет мордой в ихние химические сугробы нырять. Знаешь, сколькозапись клипа стоит?

– Ей плохо.

– И что?

– Как это? – растерялась я. – Ну… пустьотдохнет.

– В могиле выспится, у нас еще два концерта сегодня.

Свин свирепо гаркнул:

– Глашка, вылазь!

Я быстро побежала в глубь автобуса и увидела певицу, ничкомлежащую на вытертом диванчике.

– Не могу, – простонала она, – тошнит. У меняначалась аллергия.

– Живо на площадку, – поднял кулак Свин.

Я бросилась на него:

– Ой, не бей.

– Съемка стоит, отойди.

– Не могу, – стонала Глафира, – все, ухожу,сыта по горло, бросаю сцену.

– Сначала отработай! – взревел Семен, пытаясьоторвать меня от себя.

– Нет.

– Ну ща заработаешь на орехи…

– Свин, – заорала я, – там же только надолицом в снег упасть?!

– Ну? – он слегка сбавил тон.

– Давай я за нее прыгну.

– Ты?

– Да.

Секунду Свин надувал губы, потом буркнул:

– Переодевайся, живо, – и вышел на улицу.

Если вы думаете, что Глафира сказала мне спасибо, то жестокоошибаетесь. Когда я, почесываясь и кашляя, влезла в машину, певица ехидноосведомилась:

– Ну как? Понравилось быть звездой?

– Не слишком, – честно ответила я.

– И почему?

– Все тело горит, «снег» такой ядовитый!

– Ты еще в декабре в речке со счастливым выражением наморде не плавала, – хохотнул Свин.

Глафира отвернулась к окну.

– А что, – веселился продюсер, – давай,Танька, из тебя звезду сделаем.

– Спасибо, не надо, – поспешила отказаться я.

– Не хочет, – заржал Свин, – другие, междупрочим, на все ради такого предложения готовы.

– Только не я.

– Заткнитесь, – сквозь зубы прошипела хозяйка.

– Сама замолчи!

– Дурак!

– Кретинка!

– Сволочь!

– Мерзавка!

– Скот!

– Дебилка!

Я вжала голову в плечи.

– Да ты дрянь! – завопил Свин.

Всю дорогу до очередного клуба они матерились и поливалидруг друга грязью, используя такие «выражансы», что я чуть не умерла со стыда.

Концерт прошел как всегда. Отпев свое, Глафира влетела вгримерку и рявкнула:

– Где мой суп?

Я поспешила подать ей термос.

– Вот!

Хозяйка хлебнула из горлышка и взвизгнула.

– Это что?

– Ну как? Щавелевый…

В ту же секунду содержимое термоса выплеснулось на меня.Слава богу, суп оказался не огненно-горячим, а просто теплым. Певичка затопаланогами и завизжала на такой высокой ноте, что у меня мигом закружилась голова:

– Гадость, дрянь, бульон из половой тряпки!

Я выскочила в коридор, добежала до окна и в растерянностиостановилась. Господи, что мне теперь делать? Совершенно не помню, кем я была впрошлой жизни, но в этой мне очень не нравится, особенно когда в лицовыплескивают суп. Уйти прочь? Куда? Без денег, документов, биографии, работы… Нет,надо взять себя в руки, умыться, отчистить одежду и вернуться к Глафире. У менянет альтернативы. Потом, я сама виновата, не умею вкусно готовить, хотя,конечно, поведение хозяйки отвратительно, но оно имеет под собой основания…

Вдруг к горлу подкатил огромный горький комок, и я, не всилах справиться с собой, разрыдалась.

– Что случилось, дорогуша, – произнес тихий,вкрадчивый, голос, – повернитесь, душенька, кто вас обидел?

Я машинально повиновалась и увидела стройного мужчину несамого юного возраста, одетого в ярко-красный костюм. Короткие белокурые,скорей всего, крашеные волосы были при помощи геля зафиксированы в причудливуюприческу, в ушах сверкали бриллиантовые серьги.

– Кто вас обидел? – повторил он.

В ту же секунду я поняла, кто стоит передо мной. ЛеонидБорисеев, одна из самых эпатажных эстрадных звезд, певец, танцор, человек,который, абсолютно не стесняясь, говорит о своей нетрадиционной сексуальнойориентации. Лично мне глубоко все равно, чем занимаются двое взрослых людей втиши спальни, но Борисеев не тот человек, перед которым стоит раскрывать душу,он просто надо мной посмеется. И потом, мы находимся на разных ступеняхсоциальной лестницы, я в самом низу, Леонид наверху, очень ему надо выслушиватьсопливые рассказы чужой домработницы.

– Вы кто? – не успокаивался Борисеев. – Богаради, перестаньте плакать, я не могу слышать рыдания. В чем дело, в концеконцов? Кошелек потеряли? Сколько там было? Я вам дам, не переживайте. Деньги –это всего лишь бумажки.