А он на самом деле считал, что упустил.

Другой его учитель, хирург Матушкин, отличный врач и простохороший человек, учивший его в клиническом городке Екатеринбурга вырезатьаппендициты, говорил, что во всем и всегда виноват врач. Больной не может бытьни в чем виноват. Он не виноват в том, что заболел, и тем более не виноват втом, что умер!

– Дмитрий Евгеньевич, мне не хотелось бы терять время. Его ибез того потеряно немало. Есть обстоятельства, которые заставляют меняторопиться.

– Да, – сказал Долгов, с усилием возвращая себя креальности. – Что я должен сделать?

Адвокат пожал плечами.

– Да, собственно, ничего особенного. Я надеюсь, что проблемс главным врачом не будет, и вы просто дадите распоряжение своему персоналу,чтобы мне выдали бумаги. И я освобожу вас от своего присутствия.

– Хорошо. – Телефон у Долгова в кармане, поставленный навиброзвонок, не переставая трясся, и профессор подумал, что места наавтоответчике может не хватить. – А… что там за бумаги?.. Он же писал книжки,насколько я понял?

Адвокат посмотрел на Долгова, как тому показалось, ссожалением.

– Евгений Иванович Грицук в свое время был руководителемодного из подразделений Госплана, еще в советские времена. Потом, вперестройку, довольно… удачно поучаствовал в приватизации, получил небольшуютекстильную фабрику, которая работала по госзаказу, никогда не бедствовала иприносила хорошую прибыль. Лет пять назад он отошел от дел и сделалсялитератором. Он писал фэнтези, знаете такой жанр?

Долгов кивнул.

– Его издавали, и достаточно успешно. Корифеем он не стал,но у него были свои читатели.

Почитать, что ли, этот самый фэнтези, подумал Долгов стоской. Или эту самую?..

– А здесь, в больнице, у него рукопись, что ли, была? Я ниразу не видел, чтобы Грицук писал, хотя он у нас пробыл довольно долго!

На предположение о рукописи адвокат ничего не ответил. Онвообще держался довольно высокомерно, и в другое время Долгов такой тон ни зачто бы не принял, но сейчас он слишком не любил себя, чтобы обращать вниманиена тон.

Сообщив, что вернется, как только подпишет у главврачаразрешение на изъятие бумаг, полосатый костюм с достоинством удалился, а Долговсхватился за телефон.

Больную с вырезанным желчным пузырем нужно обязательнопроконсультировать у эндокринолога.

Вчера привезли парня после тяжелой аварии – перелом височнойкости, тяжелейшее сотрясение, раздробленные кости таза, переломы обеих рук. Всебы ничего, но его долго лечили в районной больнице, куда привезли сразу послеаварии, и чуть не залечили до смерти. Уж и операцию назначили, герои, местныерайонные врачи!.. Хорошо, его жена в последний момент позвонила Алисе, скоторой когда-то училась в институте, плакала и умоляла, чтобы посмотрелДолгов. Долгов ничего не понимал в травмах, но вмешался, и больного перевезли втриста одиннадцатую, где неврологи, реаниматологи и травматологи в один голоссказали, что об операции не может быть и речи – нельзя давать наркоз! Долговвызвал давнего приятеля Степу Андреева из ЦИТО. Степа задумчиво посмотрел набольного и сказал, что раздробленные кости могут подождать еще недели три, апосле этого начнутся необратимые изменения. Но три недели на то, чтобывосстановить кровообращение мозга, у них есть. Долгов должен сегодняобязательно переговорить с Марией Георгиевной и по этому поводу тоже, а потомсозвониться с женой больного. Препараты, которые ему вводят, все новые и оченьдорогие, а есть ли у него такие мелочи, как медицинская страховка, к примеру,Долгов даже не поинтересовался.

И на следующей неделе заседание хирургического общества, гдеон делает доклад, а у него еще конь не валялся, к докладу он даже не приступал!И хорошо бы рукопись по гнойной хирургии сдать – из «Медицинской книги» еще неторопят, но уже вежливо осведомляются, когда же все будет готово.

И Алиса сегодня утром объявила, что так жить она больше неможет, и ни разу за день не позвонила.

Значит, все серьезно. Значит, на самом деле не может.

– Ты ужасный человек, Долгов, – говорил ему давний приятельМиша Савичев. – Тебя никто и ничто не интересует, кроме твоей драгоценноймедицины. Если бы я был твоей женой, я бы тебя отравил толченым стеклом вовторую брачную ночь. Потому что первую брачную ночь ты бы, как пить дать,провел в больнице, а не в койке с дорогой супругой!

Долгов на это обычно отвечал, что вот именно поэтому МишаСавичев и не его дорогая супруга, и дискуссия о семейной жизни на этом самасобой увядала.

И Грицук помер, и адвокат – как его фамилия? – разговаривалс ним невыносимо высокомерным тоном. И Долгов никак не мог отделаться от мысли,что где-то он этого адвоката уже видел, только вот где?..

– Можно, Дмитрий Евгеньевич?..

Договаривая по телефону, Долгов посмотрел на дверь. Человек,топтавшийся на пороге, был ему совершенно незнаком.

– Вы по какому вопросу?

– Да я… это… к вам.

– Сейчас, секундочку, – скороговоркой сказал Долгов втелефон. – Вы больной?

– Я? – удивился незнакомец. – Я здоровый! Но все равно это…я к вам по вопросу жизни и смерти.

Елки-палки, подумал Долгов.

– Тогда заходите. Я сейчас освобожусь.

В крохотном кабинетике, где ему и одному было тесно с егобумагами, компьютерами, папками и книгами, наваленными на столе, гдепереодеваться приходилось за дверью, и здоровенный Долгов там решительно неумещался, и вешалка, на которую он пристраивал костюм, обязательно обрушиваласьс грохотом, а для того, чтобы натянуть хирургические штаны, приходилосьприсаживаться на узкую кушетку так, что голова оказывалась почти в раковине, аноги доставали до стола, сразу стало еще теснее и запахло чем-то, то ли рыбой,то ли бензином.

– Вы кто?

– Да вы не знаете меня. – Человек переступил с ноги на ногуи исподлобья посмотрел на Долгова. – Я работаю тут. На автосервисе.

– На каком автосервисе? – тягостно поразился Долгов. Подстолом он посмотрел на часы и обругал себя за это. Только что поедом себя ел,что невнимателен к людям, и вот опять считает свои драгоценные минуты!

– На том, – человек кивнул на окно, видимо, таким образомобъясняя, что где-то там, за окном, есть автосервис, на котором он работает. –Мы ваш джип в прошлом году открывали. Помните, когда в морозы у вас замокзаело?

Замок и морозы Долгов помнил, а этого человека нет.

Видимо, никакого воспоминания не отразилось у Долгова налице, потому что мужик вдруг смешался, и надежда, с которой он смотрел напрофессора, сменилась крайним замешательством.