оскорбления. Более глубокий, подспудный мотив мог состоять в том, что султан заподозрил улемов – духовенство – в подготовке мятежа. Переезд двора и чиновников в Даулатабад («город власти», как его назвали), тяжелое сорокадневное путешествие по летней жаре из привычной столицы, обошелся султану в потерю поддержки среди делийской аристократии, мусульманского духовенства, торговцев и предпринимателей. Хотя Баттута отмечает, что вдоль дороги было выращено столько деревьев, «будто гуляешь в саду», появление бандитов и вооруженных групп из местных племен делало этот путь опасным.

Редкий случай для индийского правителя: бин Туглак умер от естественных причин. Это произошло в 1351 году в песках Синдха, где он усмирял мятежников. Ему наследовал кузен, Фируз-шах Туглак (1309–1388), которому досталась империя, трещавшая по швам. Взбунтовались обширные земли Бенгалии, бывшие под контролем султаната. Они добились независимости от Дели, но сохранили приверженность исламу. Фируз-шах Туглак был плохим военным стратегом, строительство империи его не интересовало. Он наблюдал, как новые мятежи увлекли Гуджарат в положение полуавтономии, а большая часть Декана добилась полной независимости под управлением династии брахманов. Страдая комплексом неполноценности из-за своей матери, раджпутской принцессы, он серьезно относился к роли правителя мусульманского государства и к положению религиозного лидера. Был осквернен огромный храм Джаганнатхи в Пури, его брахманы утратили право не платить джизью. Следующим точно установленным фактом стало строительство отдельного города под названием Фирузабад, который Фируз возвел к северу от Туглакабада, чтобы прославить свое правление.

Смерть Фируз-шаха Туглака в 1388 году распалила новый кризис наследования и вновь лишила ослабленный султанат защиты от нападений извне. Когда в 1398 году в Индию вторгся полководец из Средней Азии Тамерлан (Тимур), султанат смог выставить против него только 10 000 солдат и не сумел защитить столицу. Тамерлан приказал своим воинам щадить жизнь граждан Дели, но милость оказалась недолгой. Несколько захватчиков были пойманы за мародерством, завязались стычки, и некоторых солдат убили. Следующие три дня войска Тамерлана неистовствовали, убивали и брали в рабство индусов, разграбляли их имущество. Как он сам позже записал в автобиографических мемуарах «Тузак-и-Тимури» [17]:

Добыча была столь велика, что каждый из людей получил от пятидесяти до сотни пленных – мужчин, женщин и детей. Не нашлось ни одного, кто взял бы меньше двадцати. Остальное добро было в основном в рубинах, алмазах, гранатах, жемчуге и прочих каменьях, украшениях из золота и серебра, золотых и серебряных ашрафи и танка, драгоценных шелках и парче. Золотых и серебряных украшений с индийских женщин добыли столько, что не смогли сосчитать.

Прямым следствием похода Тамерлана стало дальнейшее раздробление Делийского султаната. Новые полуавтономные центры власти появились в Пенджабе и в восточной части долины Ганга, где один из рабов Фируз-шаха Туглака, эфиоп по происхождению, основал султанат в Джаунпуре. Династия Саидов, сменившая Туглаков, обнаружила, что от земель султаната почти ничего не осталось. Султан Алам-Шах, один из последних его монархов, обманывал сам себя, величаясь «царем мира», в то время как его владения простирались лишь до деревни Палам – сегодня это место в черте города, недалеко от международного аэропорта.

Приход к власти династии Лоди в 1451 году вернул султанату биение жизни. Потомки афганских купцов и торговцев, Лоди составили не более чем союз отдельных государств, живущих своей жизнью. Их султаны не ставили себе тронов, а делили место на ковре с союзниками. Не все афганцы, жившие на землях султаната, поддерживали режим Ибрахима Лоди (1480–1526), последнего из этой династии, как выяснилось в 1526 году, когда Бабур устроил набег на Дели. Основатель империи Великих Моголов, вероятно, никогда бы не занял этот престол, если бы старейшины афганских общин в Пенджабе не расстелили перед ним красную дорожку.

Суфийские ордена, обещавшие жизнь без каст и идолов, расцвели в таких городах, как Аджмер, и в Синдхе. Как и традиции бхакти в индуизме, их можно считать потенциально подрывными силами, потому что они обходят ортодоксальные религиозные практики и стремятся установить персональные отношения между личностью и богом. Суфии заявляли, что мусульмане, христиане, иудеи, зороастрийцы и индусы стремятся к одной и той же цели, и рассматривать их с точки зрения различий ошибочно. По всей Северной Индии вырастали суфийские святилища в честь разных святых, их посещали равно индусы и мусульмане.

Нигде слияние суфийской и индусской набожности не отражено так ярко, как в творчестве поэта XV века Кабира. Рожденный в касте ткачей-мусульман, он жил в Варанаси, где его молельня по сей день притягивает благочестивых представителей всех религий. Легенда гласит, что после смерти его тело обратилось в цветы, чтобы его не смогли ни сжечь по индусской традиции, ни похоронить по мусульманской. Сегодня у него две могилы, и за каждой ухаживают представители разных религий. Кабир считал, что ни жрец, ни мулла не имеют значения, а искренняя молитва – не важно, какими словами она произносится, – скорее достигнет божественного слуха, чем строгий обряд.

Свет истины храни. Он никому неведом.

Ни веды, ни Коран поведать не смогли —

В чем истина? А мир Корану верит, ведам, —

Поверит ли тебе, о грешный сын земли! [18]

Кабир

Мусульманские правители Индии со времен Делийского султаната до начала XVIII века были в основном прагматиками, понимавшими, что среди огромного индусского населения, рассыпанного по всему субконтиненту, они представляют правящее меньшинство. Армии содержались главным образом для защиты Индии от постоянных монгольских набегов, а не для завоевания земель. От правителя к правителю, от династии к династии ислам колебался между всетерпимостью и иконоборчеством, но ни разу не переходил к попыткам массового обращения.

Когда храм разрушали, целью этого поступка становился захват его несметных сокровищ и лишение местного правителя политической власти. В большинстве случаев индусам, джайнам и религиозным меньшинствам, таким как иудеи и парси, дозволялось беспрепятственно поклоняться своим богам. Сильнее желания обратить в свою веру оказалась нужда в привлечении индусов на управляющие должности и в армию. Основной движущей силой экономики служили индусы, и индусские банкиры получали громадную прибыль, помогая новоприбывшим мусульманам из Средней Азии покупать рабов, парчу, каменья и даже лошадей.

Вообще цели завоеваний были скорее коммерческими, нежели религиозными. За Индом лежали земли, богатые ресурсами и с одной из наиболее развитых экономик в мире. Это была страна золота, серебра и драгоценных камней, страна пряностей и рабов. Дороги были безопасными, порты удобными и хорошо оснащенными, а пошлины низкими. Описание мусульманских правителей как деспотов-разрушителей тиражировалось британцами в XIX веке, чтобы собственное правление выставить справедливым и утвержденным по воле населения. На самом же деле трения между индусами и мусульманами, обострившиеся во времена обретения Индией независимости и с тех пор только возрастающие, почти отсутствовали, когда мусульманские династии в Индии были особенно сильны.

Город победы

Хотя южноиндийские завоевания территорий такими правителями, как Мухаммад бин Туглак, были в основном кратковременными, они ускорили разрушение многих уже сложившихся царств. Наиболее заметным результатом изменений непрочного политического ландшафта стало основание Виджаянагарской империи в 1336 году человеком по имени Харихара (прав. 1336–1356) и его братом Буккой (прав. 1356–1377). Индусы, обращенные в ислам, служили Туглакидам, а затем восстали против них. Согласно легенде, индусский мудрец узнал в Харихаре воплощение бога Вирупакши. Он сменил веру, и ему позволили основать индуистское царство. Названное в честь столицы – Виджаянагара, «города победы», – оно просуществовало три столетия и на пике своего могущества было самым крупным государством за всю историю Южной Индии, с населением около 25 миллионов человек, когда на всем субконтиненте проживало около 150 миллионов. Добравшись в середине XV века до его столицы, посол Тимуридов Абд аль-Раззак (1413–1482) отметил: «Этот город таков, что зрачок глаза никогда не видел такого места и ухо разума никогда не слышало, что в мире есть подобные места». Рынок драгоценностей изобиловал жемчужинами такого качества, что «лик луны четырнадцатого дня краснел, просто взглянув на них». Правители этого города хвастались властью над миром, они «весь мир хотели укрыть одним зонтиком».

Главными соперниками