— Теперь рассказывай, — потребовал он, — и постарайсясделать это очень подробно, чтобы я понял, почему у тебя такое измученное лицо.

Дронго усмехнулся и начал свой рассказ с того самогомомента, как он спустился вниз, в холл, вместе с Мурашенковым и Сарычевым. Гдепозже появилась Илона, которая поведала ему о происшедшей с ней двадцать летназад трагедии.

Затем Дронго заказал еще по две чашки кофе и чая. И вспомнило разговоре с Мануэлем Сильвой.

Под конец он сообщил о визите пана Шокальского. И когдазакончил рассказывать, взглянул на комиссара и пожал плечами:

— Формально подозреваемыми можно считать двенадцать человек.Но нас я исключил. Значит, остается десять. И по тому, как холодно иотстраненно вел себя мистер Джеймс Фармер, я поставил его на первое место в спискеподозреваемых.

— «Десять негритят», — вспомнил комиссар, — кажется, былатакая повесть у Агаты Кристи. Только не спрашивай меня, читаю ли я детективы.Конечно, не читаю. Мне рассказал об этой интересной повести мой инспектор Люка.Но там, кажется, один судья убивал всех — одного за другим.

— Верно, — устало улыбнулся Дронго, — вы меня все времяпоражаете, комиссар. Только там была еще и другая особенность. Все событияпроисходили на одиноком островке, откуда нельзя было сбежать. А у нас можновыйти из отеля и уехать куда угодно.

— Кэтрин Фармер так и сделала, — напомнил комиссар, — ихавтомобиль видели в Фаро. Если они улетят на самолете, это будет признанием ихвины.

В Фаро, на востоке от Алвора, находился международныйаэропорт, куда приземлялись самолеты из многих стран мира. Собственно, это былсамый крупный аэропорт на всем побережье португальского юга.

— Надеюсь, что не улетят, — пробормотал Дронго. — Из ихразговора я не услышал ничего о подобном намерении. Кроме того, они забрали быс собой свою визажистку. И свои чемоданы.

— Не обязательно. — Комиссар получал удовольствие и отразговора, и от своей трубки, и от горячего кофе. — Такая женщина, как Кэтрин,вполне может улететь и без чемоданов. А потом прислать за ними частный самолет.В отличие от тебя, у меня гораздо меньше новостей. Сразу скажу, что несчастнуюСильвию застрелили. Два выстрела из пистолета «дженнингс», модель пятьдесятвосемь.

— Значит, убийца стрелял наверняка, — задумчиво произнесДронго, — два выстрела из такого пистолета должны были разорвать ей всю груднуюклетку.

— Что и произошло, — сказал комиссар. — Кроме того, этамодель — особая, с полимерным корпусом. Заряжается патронами «ультра». Оченьредкий вид патронов. Диаметр донышка гильзы меньше диаметра самой гильзы. Такиепатроны могут использоваться только для пистолетов, специально приспособленныхк ним.

— Гильзы нашли?

— Две гильзы на полу. Убийца сделал два выстрела.

Некоторое время комиссар курил свою трубку и молчал. АДронго терпеливо ждал.

— На «дженнингс» можно надеть глушитель, — задумчиво сообщилБрюлей, — в этом случае ты мог не услышать выстрелов. Но Сильвия должна былазакричать. И если она не закричала, это означает, что она знала своего убийцу ине ожидала, что он может в нее выстрелить.

— И тогда у нас остается только один подозреваемый — ДжеймсФармер, — предположил Дронго. — Любой другой, кто появился бы в ее спальне,должен был вызвать у нее как миниум подозрение.

— Возможно, — комиссар нахмурился. — Кстати, Луизапризналась, что не входила в комнату Сильвии. Нужно было видеть, чего мнестоило выбить из нее признание.

— Но она подходила к дверям?

— Да, — кивнул комиссар, — я обещал никому не рассказывать исобираюсь сдержать свое слово. Но для тебя могу сделать исключение. Сильвияплатила Луизе очень большие деньги за информацию о племяннице своего мужа.Похоже, она хотела знать все о личной жизни Кэтрин Фармер.

— И сколько она платила?

— Три тысячи долларов в месяц!

— Что поделаешь — инфляция, — вздохнул Дронго, — раньше стукачамплатили гораздо меньше. Почему она не вошла в комнату?

— Она постучала, но ей не открыли.

— Горничная говорила, что видела, как Луиза выходила изномера убитой, — напомнил Дронго.

— Она видела, как Луиза дергала ручку, и решила, что тазакрывает за собой дверь, — пояснил комиссар, — такое часто бывает. В моейпрактике было несколько подобных случаев. Нет, Луиза не входила в номер. ХотяСильвия позвонила ей, и они договорились о встрече. Знаешь, почему я верю Луизена слово? Она должна была сегодня утром получить деньги. Три тысячи долларов.Деньги так и остались лежать в столике убитой. Теперь понимаешь?

— Да, — кивнул Дронго, — это ее алиби. Договорившись сСильвией о деньгах, Луиза пошла за ними, зная, что Кэтрин уедет с мужем напобережье. Но она не входила в номер, иначе взяла бы деньги.

— Верно. И еще я тебе скажу, что мне жалко эту визажистку. Ине потому, что она моя соотечественница.

— А я не люблю стукачей, — угрюмо повторил Дронго, — ни вкаких вариантах.

— Кто, по-твоему, страшнее? Дьявол, обернувшийсязмеем-искусителем, или Ева, поддавшаяся на его уговоры? — спросил комиссар. — Ятебе скажу, Дронго, что сам был таким же бескомпромиссным. Но на самом делеЛуиза мне гораздо симпатичнее, чем убитая Сильвия. Несчастная визажистка,оставив мужа, мотается по всему свету с актрисой, чтобы заработать на жизньтрем своим внукам. А Сильвия, зная ее трудности, готова предложить ей деньги заочевидную подлость. Кто из них хуже? Несчастная женщина, которая поддается науговоры ради своих внуков, или жена миллиардера, которая выбрасывает деньги,чтобы узнать интимные тайны своей бывшей подруги, ставшей ее родственницей? Незнаю, кто убил Сильвию, но она была неприятным человеком.

Дронго задумался. Может, Брюлей прав? Может, сам Дронгоиногда слишком строго судит своих знакомых? Ведь подчас в различных жизненныхситуациях некоторые из них оказывались лишь слабыми людьми, согласными пойти накомпромисс ради достойной жизни для себя и своих близких? Может, способность ккомпромиссу естественна для любого человека, а он, Дронго, требуетбескомпромиссности от обычных слабых людей? Может, поэтому ему иногда бываеттак сложно?..

— Она купила Луизу, — продолжал комиссар, — и ненавиделаКэтрин, с которой когда-то дружила. Представляешь, до какой степени ненавидела,если решила платить столько денег визажистке?

— Но почему? — спросил Дронго. — Чего она так боялась?

— Все дело в завещании, — пояснил комиссар. — По прежнемузавещанию большую часть наследства ее муж Джеймс Фармер отписал своейплемяннице. Сильвия требовала изменить завещание, но чтобы об этом не узнала еебывшая подруга.